Берег Живых. Наследники Императора

Сешт Анна

Его мускулы, долгое время находившиеся в неподвижности, изрядно ослабели, и это ограничение тоже сильно печалило царевича. Но, казалось, сам храм помогал ему – вливал в его тело жизнь, заставлял кровь бежать быстрее, разжигал огонь дыхания. Хэфер начал понемногу тренироваться, упрямо, шаг за шагом преодолевая сопротивление плоти. Правда, шажки получались совсем маленькие, но он слишком хорошо понимал, что если поспешит, то потеряет даже то, чего уже добился. Сама мысль о том, что он вернётся в столицу калекой, а не могучим наследником трона, способным покарать предателей и восстановить своё положение по праву, была невыносима. Тогда лучше уж было не возвращаться вовсе.

Хэфер очень

хотел отправить отцу весть о том, что выжил. Верховный Жрец храма сообщил царевичу, что он находится под защитой Стража Порога, и сам Ануи наложил запрет на то, чтобы сообщать о местоположении наследника кому бы то ни было, даже самому Императору. Но и без пояснений мудрого бальзамировщика Хэфер понимал, что это небезопасно. Заговор не был устроен лишь парой телохранителей и горсткой наёмников из Лебайи. За ними стоял кто-то куда более могучий. Ануи защищал этот храм, но разве могли противостоять пятеро жрецов и двое послушников, возможно, целому отряду воинов, жрецов и чародеев, если врагу вздумается настичь свою жертву здесь? Нет, Хэфер не мог подвергнуть своих спасителей такому испытанию. И он не верил, что те, кто пошёл против крови Ваэссира Эмхет, побоятся осквернить святилище Стража Порога, если лишь его стены будут мешать им завершить начатое. Пока же сам царевич не мог призвать все доступные ему силы, чтобы отразить нападение. Сюда уже приходили два отряда – один под командованием верного отцу Нэбвена, второй, к большому негодованию Хэфера, под командованием предателя Паваха. Как жалел царевич, что тогда ещё не мог даже полностью прийти в сознание, не то что призвать своего бывшего телохранителя к ответу! Правда, Верховный Жрец рассказал, что, судя по всему, Паваха постигло Проклятие Ваэссира. Но это не утешало, ведь предатель оставался там, в столице, рядом с Владыкой. А он, Хэфер, – здесь, обессиленный и лишённый возможности поведать правду.

Император Секенэф был сильным и мудрым правителем. Но и он был уязвим. Хэфер боялся, что те, кто напал на сына, могут угрожать и отцу. Хорошо, что Перкау всё же решился направить небольшое зашифрованное послание в столицу через кого-то из жрецов Ануи в Кассаре. В письме ничего не говорилось о царевиче, но содержалось предупреждение об опасности, подстерегавшей Владыку в ближайшем окружении, без имён. Хэфер сомневался, что его брат или мачеха, заботившиеся о целостности императорской семьи, могли пойти на измену, но уже ни в чём не был уверен полностью. Более всего он боялся помыслить о возможном предательстве Анирет, его сестры не только по титулу и крови, но и по духу. На Паваха девушка имела влияние, ведь бывший страж много лет был влюблён в неё издалека.

Легче всего было предположить, что эльфы, как и прежде, хотели пошатнуть рэмейский трон и нашли способ завязать союз с кем-то из приближённых Императора. Так уже случалось раньше. Вот только какими обещаниями им удалось подкупить Паваха и Метджена? Что могло двигать его друзьями, которых он знал с детства, когда они завели его в засаду? Один только Сенахт остался верен ему до конца и пал, защищая его. Что ж, по крайней мере, на страже безопасности отца стояли не простые телохранители, а Живые Клинки Ануи. Мимо них никто не мог пройти, и верность наследнику первого Эмхет была у Ануират в крови. Их можно было только убить, но не обратить против Владыки. А уж первое являлось задачей не из простых. Кроме того, царевич верил, что Император сумеет распознать врага, под какой бы тот ни прятался личиной, ведь его сердце обладало соколиным взором предка Ваэссира.

Сумерки над некрополем сгущались, тени становились плотнее, подвижнее. Западный берег Великой Реки

Апет оживал мистическим перешёптыванием духов среди древних камней и заунывными песнями священных шакалов, поколения которых охраняли эти места с тех самых пор, когда некрополь только возник здесь.

В сопровождении Перкау Хэфер пришёл к маленькой довольно сносно сохранившейся мастабе, чтобы воскурить благовония в память о своём друге. Именно здесь бальзамировщики похоронили… или, скорее, спрятали мумию объявленного предателем верного стража, предварительно испросив на то дозволения духов. Сенахт обрёл последнее пристанище среди благородных мертвецов давно ушедшей эпохи, таких древних, что имена некоторых даже не сохранились до нынешнего времени. Священные шакалы охраняли его покой.

Хэфер прошептал имя друга, завершая подобающую случаю молитву. «Я восстановлю справедливость, – в очередной раз пообещал царевич мысленно. – Те, кто заслуживает наказания, понесут его. Твоё же имя будет высечено на каменной стеле рядом с моим, со словами о твоём подвиге…»

– Позволь рассказать тебе кое-что, господин, – нарушил молчание Перкау.

Наследник кивнул, не сводя взгляда с мастабы. Он был рад, что не успел увидеть истерзанное тело, потому что хотел помнить Сенахта живым, полным сил – помнить, как тот радовался удачной охоте, как грубовато шутил с друзьями, как забавно смущался вниманию столичных красавиц.

– Тот, кто предал тебя… он не смог дойти до конца.

– Что ты имеешь в виду, мудрый? – переспросил Хэфер, оборачиваясь к жрецу.

– Он не нашёл в себе сил осквернить мумию. И он помог мне закончить портрет для погребальной маски.

– Ты полагаешь, это облегчает его вину? – нахмурился наследник. – Он не остановился, когда захотел скинуть меня с колесницы и пробить мне бок копьём со спины, а потом направить на меня коней. Он не остановился, когда напали ша, – оба предателя сбежали.

– По крайней мере, эти останки он не тронул. Кажется, Проклятие Ваэссира меняет его, просветляет его разум.

– Тем лучше будет для него на Последнем Суде, – холодно ответил Хэфер.

В тот момент он почувствовал на себе чей-то взгляд – не Перкау, чей-то ещё – и прищурился, вглядываясь в сумерки. Ему часто казалось, что за ним кто-то наблюдает, особенно в последнее время.

– Там кто-то есть, – понизив голос, сказал царевич.

– В некрополе нередко явственно ощущается чужое присутствие, – пожал плечами бальзамировщик. – Мы уже привыкли к этому.

– Нет, это не похоже на поступь мёртвых… Хотя… я не могу быть уверен…

На мягких лапах из сумерек вышел пёс-патриарх. Хэфер улыбнулся, невольно расслабляясь.

– Ах вот кто это был… Привет тебе, вожак храмовых стражей.

Пёс благосклонно посмотрел на Хэфера и сел рядом, привалившись к его ноге. Как и все священные псы, он был огромным. Его голова доходила Хэферу до пояса или даже чуть выше. Царевич протянул руку и погладил зверя, как всегда удивляясь, какой же мягкой была эта шёлковая обсидианово-чёрная шерсть, местами уже изрядно поседевшая. Перкау рассказывал, что именно этот пёс привёл жрецов к месту трагедии. Стало быть, во многом Хэфер был обязан своим спасением ему… и ещё кое-кому.

– Скажи мне, мудрый, почему женщина, вернувшая меня из небытия, предпочитает скрываться? – тихо спросил царевич. – Я напугал её невольно? Обидел? Но если это так, то я всем сердцем желаю исправить впечатление.

– Господин мой Хэфер, не тревожь свой разум. Тебе не о чем беспокоиться, – мягко проговорил жрец.

– Тогда в чём причина, если не в обиде и не в страхе?

– Просто так лучше для всех.

– Я мог бы приказать вам показать её мне, однако же не делаю этого, – заметил Хэфер.