Берегиня Иансы
Шрифт:
– Что?! – Савков резко оглянулся, готовый накинуться на меня с очередной гневной тирадой, но лишь изумленно развел руками: – Ты опять потеряла лапоть?
– Ты только заметил? – растирала я черную пятку, на которой под слоем грязи не появилось и царапины.
Давидыв, цокнув языком, кивнул головой:
– Пгивал! Алевтина, закгой гот, а то все думают, что мы тебя из монастыгя укгали!
Он свернул на обочину и, не медля ни секунды, растянулся на травке в тени ветвистого дуба.
Аля удивленно захлопала темными
– Алька! – Давидыв лежал на спине, закинув руки за голову, и лениво жевал сорванную травинку. – Куда тебя проводить-то надо?
Девушка, все это время рассматривавшая путников, недоуменно пожала плечами:
– Куда проводить?
– Домой, – встряла я в разговор, – у тебя ведь есть дом?
– Дом? – Аля глянула на меня с немым изумлением. – Я не знаю. Сирота я. Мамка в деревне умерла от легких еще по зиме.
Давидыв приподнялся на локтях и озабоченно глянул на хмурого Савкова. Все запутывалось еще сильнее. Мужики за мной-то в четыре глаза уследить не могли, а тут еще одна девица, слишком невинная и незнакомая с окружающим миром – лакомый кусочек для негодяев всех мастей. Дело спасла Дарья, вероятно где-то внутри себя мучившаяся от невысказанной материнской любви:
– Я заберу девочку с собой. У меня тетка под Николаевском живет. Чай не изверги, обогреем сиротку.
Аля уставилась на нее почти испуганно. Становилось очевидным, что ей очень хотелось остаться с нами троими, попасть в саму столицу, а не на сельские просторы к коровам, козам да деревенским увальням, и ничто не сможет переубедить упрямую девочку. Только кто ж ее спрашивать будет?
– Так и поступим, – быстро согласился Николай с явным облегчением, чувствуя, как с его плеч свалилась непосильная ноша.
На дороге отчаянно загрохотало, и мы одновременно оглянулись. Напротив нас, угрожающе накренившись, встала порожняя телега, запряженная гнедой кобылкой. Сломанная ось деревянного колеса ощетинилась острыми шипами.
– Шоб тебе пусто было, кобыла проклятущая! – В сердцах ругнувшись, возница соскочил на дорогу и озабоченно обежал подводу, с кислым лицом разглядывая поломку. – Кто ж тебе, дура, камни под колеса сует?! – Он стянул картуз и в отчаянии отер им выступившую на лбу испарину.
Савков быстро поднялся:
– Эй, мужик!
Тот оторвался от созерцания разломанной оси и повернулся к нам, разведя руками:
– Вот зараза! Ты глянь, что случилось! Шоб ее, стерву, разобрало по швам!
– Помочь чем?
– Да чем тут поможешь?
– Починю.
– Слесарных дел
– Колдун, – буркнул себе под нос Николай.
Через какую-то минуту ось была восстановлена, светилась толстым зеленоватым слоем магии и воняла жасмином.
– Ну чего, подвезешь? – От усталости после колдовства Савков еле держался на ногах.
– Да куда ж я вас всех? – спохватился мужичок. – Колесико-то не выдержит.
Вмиг растеряв всю доброжелательность и радость, он уже поглядывал на колдуна с нескрываемой враждебностью.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Николай.
Магия постепенно стала развеиваться, а деревянная ось жалобно скрипнула. Хозяин тут же подобрел и с вымученной улыбкой кротко кивнул головой.
Мы тряслись в телеге и не верили собственному счастью. Для полного удовольствия не хватало краюхи хлеба. От голода сводило живот и темнело в глазах. Лошадка понуро тянула ставший в пять раз тяжелее воз.
– Говорят, что кто-то недалеко отсюда деревню белорубашечников спалил, – вдруг заговорил возница. Видно, балагурство победило-таки обиду на наглый шантаж.
– Пгавда? – усмехнулся Денис и подмигнул Але, тут же потупившей взор.
– Правда, правда. По мне, так это и лучше. Они ведь по деревням у нас ходят, людей к себе зазывают. Надоели, стервецы.
Аля выглядела совсем сконфуженной, и на нежных щечках появился стыдливый румянец. Я неосторожно почесала ногу, чуть-чуть задрав штанину, под которой слепящим лучом блеснул браслет, так что Николай поморщился.
– И много уходят? – интересовался Денис.
– Много ли, мало ли – не знаю, но уходят. Вона, гляньте, едут, голубчики!
– Где? – На лице Алевтины не осталось и кровин-ки, только большущие черные глаза горели страхом. Она переводила торопливый испуганный взгляд с меня на Дарью, потом на хмурого Николая, уставившегося, в свою очередь, на мои грязные порты.
– Ты чего? – Я поджала ноги, пытаясь скрыть от навязчивого внимания Савкова свой маленький секрет.
– Я… я… – лепетала девушка, кусая губы и нервно теребя платок.
Зазвенели бубенцы на упряжи. Да только не весело и не радостно играли они – хмуро, заунывно, словно приглашая на вечернюю молитву. Нам навстречу неторопливо и величаво плыла повозка, влекомая сильным мерином. Ветхий тканевый полог возка едва покачивался. Две прямые фигуры в белых балахонах сидели на облучке и в яркий солнечный день выглядели надвигающимися грозовыми тучами. Алевтина метнулась на дно телеги, вжимаясь в него. Белорубашечники поравнялись с нами, и мы все непроизвольно повернулись в их сторону. Бородач с длинными волосами, опутывающими паутиной широкие плечи, ответил нам холодным взглядом. Денис будто бы случайно подвинулся, пытаясь загородить хрупкую, трясшуюся осенним листом Алевтину, свернувшуюся комочком и прикрывшую голову руками.