Берегись, Ангел!
Шрифт:
— Данияр, я… — Начинает она, но я перебиваю.
— Как ты можешь ответить?! — Из меня вырывается идиотский смех. — Я сам не знаю, кто я. — Развожу руки в стороны, после чего запускаю пальцы в волосы. — Раньше знал, а теперь… Теперь не знаю. Понимаешь?! Не знаю.
Руки сами опускаются, ведь Цветкова так смотрит, что хочется собственноручно удавить себя.
Кажется, что она развернется и сядет в тачку.
Должна после такого…
Но Ангелика подходит ко мне и обнимает…
Удивлен?
Это не то
Растерян.
Стою, как камень, только дышу очень часто.
— Не нужно меня жалеть. — Наконец-то, произношу, а она поднимает голову, но не перестает обнимать.
— Это не жалость, Аристов, — капли дождя стекают по ее лицу, словно слезы, а может, она и правда плачет, — это поддержка. В этих двух словах есть великая разница. — Смотрит мне в глаза пару секунд, а потом прижимается, как к родному.
Несмотря на холод, ощущаю от нее тепло. Только пошевелиться не могу еще пару минут, но она не отпускает и еще крепче обнимает, когда я притягиваю ее к себе, утыкаясь носом в шею и прикрывая глаза.
И хорошо, что идет дождь.
Никто не увидит моего лица.
Никто.
Кроме Ангела.
Глава 65
Данияр
Не знаю, сколько мы так стоим, прилипнув друг к другу, как парочка кровососов, но я перестаю злиться. Просто кайфую от того, что она меня обнимает.
Крепко.
По-настоящему.
Без притворства.
Не знаю, почему сейчас так видна разница между словами и действиями той же Листовской и Ангелом.
Фальшивка и оригинал.
Показная жалость и искренняя поддержка.
Знаю ли их отличия?
Раньше не знал, смешивал понятия, а теперь… теперь что-то изменилось.
— Поговорим? — Спрашивает Ангелика тихо, выводя меня из раздумий и осознания происходящего с нами.
— О матери? — Голос звучит сухо, словно ломается от того, что я рискую открыться перед кем-то.
— Обо всем. — Отстраняюсь, чтобы увидеть ее глаза, и киваю.
— Только в машину сядем. Ты уже вся промокла. Не хочу, чтобы по моей милости ты продрогла и слегла с температурой. — Смотрит на меня и, кажется, смущается.
Только никто из нас не спешит отходить. Ангелика продолжает меня обнимать, да и я не могу убрать от нее руки. Вдруг это просто способ меня успокоить, а потом она снова превратится в запуганную лань, для которой я лишь ужасный монстр…
Дождь так и льет, превращая нашу одежду в мокрые тряпки, а я залипаю на ее губы, которые манили и очень сильно выделялись на бледном лице. Не сдерживаюсь, поднимаю одну руку и провожу большим пальцем по ее нижней губе. Слышу сдержанный вздох и ощущаю напряжение Ангела.
Она смотрит на меня и не дергается, как раньше. Зрачки расширились, когда я наклонился, оставляя небольшое расстояние между нашим лицами.
Хотел ее губы, как ненормальный.
Одержимый Ангелом.
Уже
Ты меня пугаешь… Мне страшно… Сбавь скорость…
Проглатываю желание истязать ее губы и провожу пальцами по влажной щеке, после чего беру за руку.
— Пойдем. Ты вся дрожишь. — Веду ее к тачке и открываю дверку.
Самого ломает до чертиков, но я сдерживаюсь.
Не хочу спугнуть.
Не могу потерять ее.
Такую упертую и податливую одновременно.
Не имею права.
Сажусь за руль и увеличиваю подачу горячего воздуха в салон.
— Как это произошло? — Спрашивает все так же тихо, а я нервно сглатываю.
Не хотелось бы вспоминать тот день, но она права. Разве можно что-то получить, если сам закрыт.
— После похорон Алиски. Я по городу бродил. У мамы началась истерика на кладбище. Я сбежал, как трус, а когда вернулся домой, нашел ее в ванной с перерезанными венами. — Слова даются с трудом, и я перевожу взгляд на лобовое стекло, где дворники разгоняют крупные струйки воды. — Если бы пришел позже, то было бы поздно.
— Мне жаль, — с сожалением произноситАнгел, а я усмехаюсь, — хорошо, что ты успел.
— Не знаю, хорошо ли. Иногда мне кажется, что она бы не мучилась так, если бы… — Обрываю фразу, не решаясь озвучить мысль, которая занозой сидела в голове.
— Не говори так. Все наладится. — Ангелика кладет свою ладошку на мою руку и легонько сжимает.
— Два года никаких изменений, а после моих посещений… Сама слышала, что там было. — Сжимаю челюсти и руль заодно. — От того, что я прихожу, ей хуже. Только не могу, понимаешь? — Поворачиваюсь и смотрю в голубые глаза, в которых плещется смесь эмоций. — Не могу не приезжать. Она все, что у меня есть.
— Неужели совсем нет улучшений?
— Нет, и прогнозы печальные. Она зависла на одной стадии. Не верит, что Алиска умерла. Для мамы она все еще жива. Не представляю, что происходит у нее в голове. Врач говорит, что она заблокировала другие воспоминания, зависла во времени до этой травмы, а когда в сознании всплывает правда, начинается приступ, как сегодня. — Выдохнул, ощущая, что в грудной клетке сейчас происходит настоящий апокалипсис. — Мама каждый раз переживает те же чувства, что и в тот день.
— Это ужасно… — Шепчет Ангелика, а я снова усмехаюсь и переворачиваю руку, водя по тонким пальчикам своими. — А твой отец? Он ведь может отправить ее за границу? Показать лучшим специалистам…
— Хм, это максимум его помощи, — не отрываю взгляда от глаз Ангелики, которая искренне недоумевает и, видимо, не понимает, почему влиятельный человек не может вылечить свою больную супругу, — у него уже другая жена и жизнь. Избавился от человека, как от грязного белья. Заткнул всем рты и дальше играет роль идеального бизнесмена, отца и мужа.