Беременна от мажора
Шрифт:
— У Люды своей работы полно, а у тебя только три письма, и потом — ты в синхронке лучше.
— Ладно.
Это моя работа. Потом не факт, что я имею отношение к его приходу.
— Но только вряд ли Егор Валентинович Красинский будет рад видеть меня. Я у него практику проходила, и он меня, мягко говоря, недолюбливает.
Решаюсь рассказать все как есть. Ну почти все. А еще я родила ему внука, но дети от нищенок ему не нужны. Или нужны, но без самих нищенок. Опять этот липкий, пронизывающий страх. А вдруг заберут у меня Ваську? Можно же и службу опеки купить,
— А там Красинский-младший, так что нечего бояться. Он три года в Лондоне провел.
— О нет! — вылетает само собой.
— Ну чего ты, Иванка? Мы с ним вчера на открытии галереи разговорились и сразу же решили замутить общее дело. Парень толковый и сговорчивый, не то что его отец. Вечно в позах и с двойным дном.
Да уж, действительно. Нечего бояться. Только ноги не идут. Может, потерять сознание? Скажу, что давление упало. Изображу сердечный приступ. Прогуглю, как выглядит человек при отеке Квинке, и сыграю в лучших традициях школы-студии МХАТ. Все что угодно, лишь бы не видеть этого человека.
— Он три года в Британии прожил. По слухам, отец сослал. Так он опыта набирался, сейчас вернулся и здесь свой бизнес планирует строить.
— И что он там делал? — выдавливаю жалким, писклявым голосом.
Лифт закрывается, и мне становится душно. Не хочу его видеть, особенно после дорожного представления. Даже если вчера он столкнулся со мной на выставке случайно, то сегодня притащился уже явно специально, жук-огородник. Громко выдыхаю. Ну почему в лифтах не предусмотрены окна? Я бы вывалилась ненароком.
— Понятия не имею, что он там делал. Картофель и сахарную свеклу выращивал, — смеется Каругов, пожимая плечами. — Знаешь, сколько пахотных земель в восточной Англии? Это я шучу. Ему нужны мы, и это главное. Приехал и сразу к нам, минуя конкурентов. Ну классно же, Иванка Игоревна?
— Очень.
— Ну вот. У тебя лицо счастьем должно светиться. Сейчас же сотри эту кислую физиономию. Нас ждут великие дела.
Натягиваю искусственную улыбку и скалю зубы. До конференц-зала десять шагов, а у меня как будто гири к ногам привязаны. Хочется содрать пиджак, блузку и юбку, которая кажется еще уже, чем до этого. Невыносимо жарко внутри.
И когда мы уже почти заходим в комнату, Каругову звонят, и он отступает, разворачиваясь обратно в коридор. О ужас! Я остаюсь одна в раскрытых дверях. Бежать поздно и глупо. Ни за что не покажу, что нервничаю.
В зале, кроме Димы, никого нет. Все остальные не успели прийти? Или куда-то свалили? И если бы не Владимир Иванович с его мобильником, можно было бы пережить эту встречу спокойно. Но начальник смылся, а за огромным столом, вальяжно развалившись в кожаном кресле и нагло щелкая колпачком ручки, сидит Красинский-младший. Увидев меня, он расплывается в довольной улыбке и смотрит очень внимательно и цепко.
Откуда такая радость? Мы расстались практически врагами, он психовал, обзывая меня продажной девкой. Подозревал в связи с отцом, считал, что я забеременела от папочки, а теперь радуется нашей
Видеть его не хочу! Невыносимый, бешеный, больной на голову, привлекательный придурок. Последнего не отнять. Сегодня на нем идеально сидит дымчатый костюм с рубашкой и галстуком глубокого серого цвета. Не знаю, куда смотрит «Хьюго Босс», такая рожа пропадает, мог бы стать глобальным амбассадором. Сердце стучит, словно бешеное, легкие раздуваются как кузнечные мехи, а ноги гудят от напряжения.
— Привет, лапочка, — игриво усмехается Красинский, наклоняя голову к плечу и разглядывая меня, будто я медом намазана.
Я молчу, в ответ не улыбаюсь. У нас деловая встреча.
— Не пугайся, детка. Заходи в мою большую клетку, — шутит Дима, нахально прогуливаясь взглядом по моему телу.
Поверить не могу, что снова слышу это слово: «Лапочка». Дима посмел назвать меня лапочкой. Через три года, во время которых я растила нашего сына, после того, как по сути кинул с ребенком на руках. Если раньше я оправдывала его, искала причину, даже где-то понимала, что во всем виноваты токсичные взаимоотношения с отцом, то после тех трудностей, через которые я прошла… Я просто не хочу слышать его голос.
— Дмитрий Егорович, я так понимаю, вы говорите на русском языке, и в переводчике, общаясь с вами, Владимир Иванович не нуждается. Иностранной делегации я здесь также не вижу, из чего делаю вывод: вы с моим боссом прекрасно справитесь без меня.
Развернувшись, я иду к двери, но, дернув за ручку, понимаю, что она заперта. Пытаюсь снова и снова.
— Это что, черт возьми, значит?
— Не волнуйся, лапочка, я просто попросил твоего босса оставить нас наедине ненадолго.
Это выводит меня из себя. Не ожидала от Каругова. Хотя?! Почему нет? В бизнесе главное — деньги.
Дима, улыбнувшись, медленно встает из-за стола. И идет ко мне.
Я не боюсь его, как отца. Не думаю, что он нападет на меня или сделает что-то против моей воли. Но меня напрягает даже просто быть с ним в одном помещении, разговаривать, смотреть глаза в глаза. Мне неуютно.
— Меня зовут Иванка Игоревна Александрова, я ваш переводчик. Если есть еще какие-то просьбы или вопросы касательно сделки или бизнеса, я к вашим услугам. Пожалуйста, обращайтесь ко мне только по имени-отчеству.
Дима все ближе. Я чувствую губительный аромат его туалетной воды. Он снова улыбается. На этот раз как будто нежнее, игриво приподымает правую бровь.
Он смотрит на меня таким проникновенным взглядом, что мне становится не по себе. Сердце предательски екает.
— Давай так, Иванка, если ты забыла меня и ни разу не вспоминала, то я озвучу причину своего появления, и мы перейдем к решению наших проблем.
Причину? Да пошел он к черту. Мне неинтересно. Случайно встречаюсь с его карими глазами. Они горят весельем.