Беременна по обмену. Дилогия
Шрифт:
– Я хорошо маскировался, – усмехнулся Санхель. – Взял чужое имя на светлых землях, изучил повадки, был осторожен и. подобрался к тебе. Это ведь я тогда помог опоить тебя, у Аламинты самой ничего бы не получилось.
Анвэйм развел руками:
– Чувствую, что ты обвел меня вокруг пальца. Стоит отдать тебе должное. И поблагодарить за спасение Светланы.
– Всегда пожалуйста! Кстати, ей наверняка сейчас интересно, о чем мы, не так ли? Расскажешь? – спросил Санхель, склонив голову, и посмотрев на Анвэйма. – Ты ведь понял еще несколько недель назад, я знаю. Не зря ты интересовался историей
– Анвэйм? – с напряжением спросила я, Аир тоже перевел на него заинтересованный взгляд.
– Я понял, о ком говорится в пророчестве, когда мне рассказали о привидении, – произнес эрлорд и посмотрел на меня. – Ты сказала, что её звали Фанни и она ни в коем случае не хотела, чтобы я о ней узнал. Значит, это кто-то близкий мне, историю кого я знаю. Судя по всему, она хотела занять тело Аламинты, а также с кем-то встретиться. Это навело меня на кое-какие размышления, которым я все больше находил подтверждение. Фанни – сокращенно от Стэфания, так звали мать Артейма и сестру моего отца. Артейм
– законный ребенок, от брака со светлым послом, которого отправили в Фарахейм на важные переговоры. Там Стэфания влюбилась в одного Великого лорда, которым был Санронг де Шалис.
Я вспомнила театральную сценку, которую однажды увидела на площади города. Санхель с усмешкой кивнул, подтверждая слова Анвэйма. А еще я вспомнила, как эрледи упомянула, что лорд де Шалис до сих пор помнит эмичный чай, который она любит.
Они были знакомы ближе, потому что с обеих сторон давили на Стэфанию, заставляя её избавиться от плода.
Кто в этом случае прав, а кто виноват – непонятно. Одни хотели спасти свою дочь и возлюбленную, а она – спасти зарождающуюся жизнь. Но стоит ли эта еще только зарождающаяся жизнь жизни роженицы? Не уверена.
– Все думали, что светлой выносить темного ребенка невозможно, но если получилось у нас, значит, получилось у кого-то еще? И видимо я оказался прав. Пусть Стэфания умерла при родах, но дала возможность жить недоношенному дитя, который воспитывался в глухой деревне, видимо, даже тайком от своего отца.
– Все так, – подтвердил Санхель. – Лорд де Шалис не знал обо мне, пока я не использовал его дочь. Тогда он вышел на меня через неё, умоляя отпустить его дочь. Но она уже была беременна, я не собирался менять свои планы. Он догадался, обо всем догадался, поэтому даже стал питать ко мне отцовские чувства… но мне уже было безразлично.
Я переводила взгляд с двуликого на Анвэйма. Голова шла кругом. Мне с трудом верилось, что у Санронга был сын, к тому же светлый. Или он не только светлый?..
– Фанни знала, что её ребенок не умер, и её дух воспользовался возможностью вернуться через Аламинту. Она все это время была в темном дворце, но никто из нас не способен видеть привидение, видимо, из-за того, что мы не были за гранью, – Анвэйм посмотрел на меня. – Поэтому её увидела только ты. Она решила использовать тебя, чтобы встретиться со своим сыном – двуликим ребенком, о котором говорилось в пророчестве, которому нет равных по силам и который должен уничтожить мир.
Я шумно выдохнула. Ничего себе. Значит, Санхель не только двоюродный брат Анвэйма, но и мой брат? По крайней мере, брат Аламинты. Ребенок, о
И будто в насмешку над последними словами Анвэйма он произнес:
– Ах, это пророчество, сказанное моим дедом. вот уж не знаю, насколько оно правдиво. Уничтожение мира? Магии? Нет, ничего подобного. Я просто собираюсь. взять немного магии себе. Ладно-ладно – вовсе не немного, а всю. Видите эту завесу? Я долго пытался разгадать её тайну, а потом понял: раньше она была однородная, поэтому магия по миру распределялась относительно равномерно с поправками на наследственность. А потом её открыли и через неё стали переходить и темные, и светлые, которые расшатывали стену. Где-то в итоге скапливалась темная магия, а где-то – светлая. Пришел дисбаланс сил. И я понял, что если провести ритуал в нужной точке, то можно разрушить завесу, а потом впитать всю её магию, стоя в стене.
– Но если ты заберешь магию, весь мир погибнет, все люди! Зачем тебе это? – прямо спросила я. – Не понимаю.
– Видимо, ты всё еще не до конца осознала, кто я, – произнес он, и внезапно его черты стали меняться.
Секунду спустя перед нами стоял Дарриа де Фархат. Еще мгновение – и вновь Санхель. Мужчины не удивились. Тогда я поняла, что те почерки… Если Дарриа и Санхель – один и тот же человек, у них одинаковый почерк, например, если он пишет правой рукой. Получается, чтобы Анвэйм не узнал почерк своего пятого эрастана, он от имени Дарриа написал левой рукой когда-то давно, не думая, что его переписка с лордом де Шалисом дойдет до них. Но в итоге он прокололся на этом – почерк на тайной переписке с лордом де Шалисом совпадал с почерком на корреспонденции Дарриа, причем исключительно той, которая касалась Анвэйма. И найдя почерк Санхеля, Аир наверняка должен был узнать в нем почерк своего третьего советника.
Он обыгрывал всех нас! На протяжении долгого времени. Внезапно вспомнилось, когда Дарриа спросил у меня о прочитанных книгах, о которых я ему не рассказывала. Наверняка, не рассказывал и Аир – двуликий просто знал о них, так как в тот момент присутствовал рядом со мной от лица Санхеля.
Когда за мной погнались разноцветные снежинки во дворце де Шалиса – это ведь наверняка был он, его магия. Он пытался не допустить того, чтобы мы узнали пол заранее. Ведь если бы был мальчик, эрледи бы захотела от него избавиться, а мой ребенок ему нужен был живым и здоровым.
И тогда, когда меня спасали…
– В день моего похищения Анвэйм прибыл во дворец Хассаира, – произнесла я вслух, словно размышляя. – Тогда ты сказал, что уходишь искать Аира, но на самом деле ты отправился спасать меня? – Санхель-Дарриа кивнул. – А Аиру поздно сообщил о моем похищении, поэтому он опоздал.
– Все верно, Светлана, – кивнул двуликий и перевел взгляд на Хассаира. – К сожалению, я так и не понял, откуда делорд узнал о том, где находится последняя деталь, снимающая проклятье.