Беременная для Зверя
Шрифт:
— Заткнись! Крепкая она, падла. Не зря в ней кровь Пороха течёт… — перевожу дыхание. Пытаюсь похоть бурлящую унять. Но болт колом стоит.
Дёргается, как ошашелый. Конец твёрдый — гвозди долбить можно. Заколачивать прямо в дубовые доски. И ни хрена ему не будет.
Член готов взорваться. Яйца опухшие зудят. Башка закипает. В мозгах кипяток дикий плещется.
Меня к земле пригибает и наизнанку выворачивает от того, как крошка села на меня сверху. Дрожащая. Лёгкая. Сладкая. Конфета, блять. Ириска
Влажной, липкой от пота кожей бёдер по пояснице мазнула — меня проняло так, что стволом был готов лавку дырявить. Долбить. В щепки.
Пальцы её тонкие мерещатся. Едва ощутимые прикосновения. Нежные и осторожные прикосновения к коже головы. Как она волосы трогает.
Так их только моя жена перебирала. Раньше. Просила, чтобы отрастил чуть длиннее, и ерошила короткий ёршик волос.
Но девка эта ко мне прикасается иначе.
В ней другие эмоции. Всё иное. Чужое. Волосы тёмные. Глаза зеленющие. Яркие. Огромные. Как у куклы рыдающей.
Губы пышные. Дурные. От них дух вышибает. Разум туманит. Нереальная она. Долбануться можно, как нервы на раз перекусывает и нутро в фарш сминает.
Смотреть опасно. Пульс лупит по вискам. Как молотом. Кровь срывается и херачит жарким водопадом к члену. Смотришь на неё — словно на костре поджаривает. Хочется и продолжить эту пытку, и прекратить. Разодрать на куски.
В голове тысячи способов. Один другого грязнее. Похотливее. Развращённее. Там везде она вокруг меня теснотой обёрнута.
Её руки и губы. Пальцы. У Малой тонкие, изящные пальцы. Мягкие ладони. Хочется их в деле попробовать. Как будет ствол наяривать? По всей длине, ладонью? Или пальцы даже кольцом сомкнуть вокруг моей дубины не сможет? По-любасу не сможет. У неё маленькие руки. Придётся постараться, чтобы схватить ствол. Сильно. Жёстко.
Вмиг дурею.
Её пальцы на моём стволе. Мне кажется, она умеет брать жёстко и сильно. Деревенская же. К работе приучена.
Но я чувствую в ней и другую силу. Нутром звериным чую, что она с гонором и голосом. Только не громким. Тихим. Но таким пронизывающим, что может в рог скрутить. От похоти. От желания распробовать её.
Меня несёт куда-то. Терпение на исходе. Трахаться хочется дико. Грязно и жёстко, но чтобы с ней. Чтобы выла, как сука продолбленная, и всеми щелями под ствол подставлялась, вымаливая ещё и ещё. Трындец.
Не только я, но и парни дуреют. Меня боятся, но не могут удержаться от соблазна. Хотя она вроде не качает жопой напоказ, не выставляет своё тело. Даже трусы на ней — парашюты, блять, реальные. Ни верёвок, ни кружев, ни бантиков… Чем там ещё бабы свои щели между ног и булок прикрывают, так, чтобы соблазнить.
В дочке Пороха нет этого ни капли. Она не показывает себя, прячется под шмотьём просторным. Но хочется сорвать уродские шмотки. Посмотреть.
Провокация ходячая. Тряпку выронила, а братаны, как шакалы голодные, лай сдержать не могут. Потому что эта тряпка жалкая задницу её сочную облепляла и дырок её касалась. Не трусы, а соблазн грёбаный. Всё, что её касается, каким-то дурным становится. Уверен, не забери я у Сабита эти трусы, он бы потом ими свой хрен надрачивал. Вертел её мысленно по-всякому.
Но она — моя. Вся. Только мне позволено хотеть её так, что непонятно— то ли сгнобить мечтаю, то ли подольше оттянуть момент.
— Распечатал дочку Пороха? — слышится негромкий голос Ризвана.
— У меня бабы неделю не было. Я эту мелкую болтом насмерть забить могу, — криво усмехаюсь. — Голодным трону — разорву все дырки. Кровью истечёт. Не для того она мне нужна.
— Да? Зачем тогда в баню звал? Подразниться? Или над ней поржать? Ткнуть лицом в то, что она тебе принадлежит? — спрашивает Ризван.
Я не отвечаю. Нет у меня ответа. Просто в голове перемкнуло ненадолго. Но потом разум вернулся. И всё встало на свои места.
— В больницу её поведёшь? На искусственное оплодотворение? — продолжат пытать Ризван. Глаза тёмные блестят. Словно ему весело.
— Нет. Делать мне больше нечего — бабло на неё тратить. Так справлюсь. Залью семенем до самых кишок, чтобы понесла. Но сейчас мне другая нужна баба. Разболтанная.
— Боишься порвать дочь Пороха?
— Не боюсь. Знаю. Так что давай… Пошевелись. Бабу мне найди. А ещё лучше двух. Пар немного спущу. Потом наведаюсь и к пороховскому отродью. Надо поскорее ей ребёнка заделать и сплавить с глаз долой.
— Уверен, что с первого раза получится?
— Вставить ей? Ты чё, блин, нарываешься?
— Не про тебя речь. Иногда бабы не залетают с первого раза. Я со своей женой много ночей провёл, прежде чем она забеременела.
Останавливаю речь Ризвана. Он понимает меня и переключается на другую тему.
— Ладно. Кажется, есть у меня одна баба на примете. Раздолбанная и готовая на всё. Тебе она точно понравится — усмехается Ризван.
— Давай её сюда! И парни пусть тоже разомнутся. Только без лишнего шума!
— Ну так поделишься? — предлагает Ризван.
— Ты раздолбанные объедки после меня хавать не станешь, — кривлю губы.
— Я не про себя говорю. Я вообще никого подбирать не стану. Ни гулящую, ни нетронутую, будь она хоть трижды девственницей. У меня жена есть. И сын.
Слова Ризвана о семье в груди яркой болью отдаются. У него есть семья. У меня ни хрена. Пустота. Вакуум сосущий.
— Извини, — тут же произносит друг.
— Не извиняйся, брат. Перед ладонью своей извинись. Она у тебя явно волосатая, — смеюсь. — И бабу мне дай. Срочно. Дымится всё…