Беременность на сдачу
Шрифт:
Вот же он — тот самый Мэт из клуба и Матвей Левицкий из клиники. Нежный и обходительный, привлекательный и спокойный. Кем был тот человек, который привез меня сюда и угрожал забрать моего ребенка?
— Как ты себя сейчас чувствуешь? Есть тошнота, рвота, головокружение? Что-то, что не свойственно тебе до беременности?
— Нет, все в порядке.
— Твоя медицинская карта в клинике, отчеты УЗИ тоже там. Я буду отвозить тебя и привозить обратно, возможно, поручу это водителю.
— Хорошо, — я киваю и поднимаюсь, осознавая, что мы сделали это почти одновременно и
Я отхожу первой. Выбрасываю из головы все возможные мысли о близости, напоминая себе, кто этот человек и что ему от меня нужно. Это сложно, учитывая регулярные изменения в настроении и то, каким обаятельным он умеет быть. Это подкупает, но я четко знаю, что должна отступить и не думать о нем как о мужчине. Он мой враг. Тот, кто хочет отобрать у меня ребенка и первое, что я должна сделать — найти выход из сложившейся ситуации.
Тщательно продумать каждый свой шаг, найти убежище, чтобы укрыться от него и обеспечить свое будущее, а после… после не позволить ему выполнить то, что он так рьяно обещает.
Делаю несколько шагов к двери, но Матвей ухватывает меня за запястье крепкой ладонью и останавливает. Я поворачиваюсь, смотрю вначале на его руку, удерживающую мою, а затем поднимаю взгляд на его лицо и вскидываю голову.
— Что такое, Матвей Алексеевич? Не закончили осмотр?
— Хочу спросить, — он улыбается одними уголками губ и подходит ближе, хотя я старательно отодвигаюсь подальше. — Что во мне такого особенного, что ты изменила себе настоящей?
Глава 25
— Я не знаю, — говорю и смотрю куда-то в район его груди.
Матвей хмыкает и засовывает руки в карманы брюк, отходит на несколько шагов и выдает:
— Будем считать что ответ меня удовлетворил.
— Я не отдам тебе ребенка, Матвей, — сжимаю руки в кулаки и смотрю на него. — Ты даже не представляешь, что значит ждать сына или дочь и не иметь возможности их получить, стараться, пить витамины, жить по часам, — я начинаю срываться, чувствуя как к горлу подступает ком. — И я не отдам его. Они оба мои, я тебя не искала, мне ничего не нужно от тебя.
— Мне нужен ребенок, — всего три слова, сказанные ледяным тоном, и я срываюсь.
— Я не смогу, — машу головой из стороны в сторону и чувствую, что глаза заволокло пеленой слез. — Не смогу жить, зная, что родила двоих детей, а воспитывать буду одного. Я не смогу, понимаешь?! — мой голос срывается на крик и я отступаю, упираясь в стенку.
Проходит несколько долгих секунд одиночества и обреченности, момент, когда я понимаю, что это конец. Я ничего не сделаю, не смогу что-то доказать. Глядя на этот шикарный дом, на его обстановку, осознаю, что какими бы правами я не была наделена, мне ничто не поможет. Это состояние обреченности бьет по сознанию, и я не сразу понимаю, что стою уже не одна и прижимаюсь не к холодной стене, а к горячему мужскому телу.
Я дергаюсь, но Матвей удерживает меня и не отпускает.
— Не отдам, — борюсь с ним, сжимаю руки в кулаки и ударяю несколько раз
— Слышу. Успокойся.
Прижимает к себе за хрупкие плечи и проводит рукой по волосам, успокаивая. Его бережные движения немного успокаивают меня, но слезы все еще катятся из глаз.
— Я не стану забирать ребенка, — слышу рядом с моим ухом и думаю, что ослышалась.
Отодвигаюсь от крепкого мужского тела и заглядываю в глаза, ища там насмешку, капли лжи, что угодно, за что можно зацепиться и не поверить, но там ничего нет. Матвей смотрит обеспокоенно, искренне, так, что я мгновенно верю ему. Не могу не поверить, да и у меня нет выхода.
— Не заберу, слышишь? Только перестань плакать.
— Не заберешь… — по щекам текут слезы, правда, уже не отчаяния, а счастья.
— Перестань, Ника, иначе я передумаю, — я делаю пару глубоких вдохов и перестаю всхлипывать. Решаю, что порадуюсь чуть позже, когда его не будет рядом, а сейчас… сейчас мне нужно успокоиться.
Внезапно понимаю, что так и прижата к телу Матвея, что он все так же обнимает меня за плечи и гладит рукой по волосам, а еще… я чувствую его сердцебиение. И едва ли оно медленней моего. Гулкие удары его сердца заставляют меня отстраниться и посмотреть на мужчину, который совсем недавно был жестким и властным, а вот сейчас бережно успокаивает и разбрасывается обещаниями не отбирать ребенка. Что с ним случилось? Что заставило его передумать? Едва ли он не переносит женских слез и готов на все, лишь бы не слышать всхлипов.
Между нами повисает неловкость. Я отстраняюсь и пытаюсь улыбнуться, правда, получается не очень правдоподобно.
— Я не с того начал, Вероника, — его уверенный голос разрезает тишину и нарушает возникшее чувство неловкости. — Я действительно не собираюсь оставлять ребенка на произвол судьбы и забыть о том, что он существует, но и отбирать его у тебя не стану.
Вижу, как тяжело ему даются слова, но он говорит их: уверенно и четко передает то, что хочет сказать, вселяя в меня еще большую уверенность в реальности происходящего.
— Спасибо, — я не знаю что говорить и боюсь, что он может передумать, хотя и понимаю, что мужчина напротив далеко не тот, кто может разбрасываться обещаниями налево и направо.
— Иди к себе, Ника, поговорим завтра.
Я надеялась, что мы обсудим все, окончательно расставим все точки над “i”, но когда он просит уйти, я ухожу. Разворачиваюсь и иду к себе в комнату, решая, что уступить — лучшая идея. Я не хочу думать почему он отступил, из-за чего принял кардинально противоположное решение и стараюсь полностью успокоиться.
Иду в душ, чтобы смыть с себя все переживания сегодняшнего дня и привести заплаканное лицо в порядок. Выхожу из ванной через час: расслабившись и окончательно успокоившись. Быстро надеваю теплые носки, натягиваю спортивный костюм и понимаю, что хочу есть. На часах семь вечера и я не собираюсь ждать, когда меня покормят. Спускаюсь вниз, чтобы найти кухарку, но меня останавливает звук голосов, доносящийся из подсобки.
— Простите, я не должна была, просто… вы ведь знаете, что я чувствую.