Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги
Шрифт:
Березовский: Вот он мне и нужен.
Невзоров: Хорошо, сейчас я буду искать Вадима Шевцова. Я дам ему все ваши телефоны. Мобильный и клубный и Иры.
Березовский: Он где, в Москве или нет?
Невзоров: Нет, он, конечно, в Тирасполе.
Березовский:
Никто, кроме Лебедя, бывшего командующего 14-й армией, интересовать Березовского в Приднестровье не может по определению. (Недаром упоминается в разговоре шеф приднестровского МГБ Вадим Шевцов, злейший враг генерала.)
Борис Абрамович в своем обычном репертуаре. Симпатии и друзей он меняет чаще, чем кокотка наряды.
Единственное, что не может не утешать, это то, что его новая любовь Татьяна Дьяченко мало чем отличалась от Березовского; к нему самому она относилась столь же цинично, как и он ко всему окружающему миру.
В начале июня, когда присутствие Березовского стало и вовсе уж невыносимым (за месяц Дьяченко записала его на встречу к Ельцину в третий раз), Коржаков не выдержал:
«Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу. Я ведь понимаю, кто тебе голову забивает!»
«Саша, я вас умоляю, делайте с ним, что хотите, но только после выборов, – честно и недвусмысленно сказала ему принцесса в ответ».
Что ни говори, славная подобралась парочка…
16 июня состоялся первый тур президентских выборов. Вопреки всем прогнозам и ожиданиям, Ельцин сумел обойти Зюганова только на три процента; он набрал 35,2 % голосов.
В ночь голосования президент остался на даче один; жена и любимая младшая дочь по обыкновению уехали к Березовскому в дом приемов «ЛогоВАЗа».
Второй, решающий тур был назначен на 3 июля.
Впрочем, решающий ли?
Оглядываясь назад с высоты пройденных лет, без преувеличения можно сказать, что никаких выборов в России образца 1996 года не было.
Точнее, не так: де-юре выборы, конечно же, были. Но де-факто – выбора у страны просто не существовало.
И дело даже не в том, что первый демократический президент не имел себе альтернативы; в свое время, когда выбирали главу Белоруссии, Лукашенко тоже никто поначалу не воспринимал всерьез, искренне считая его шутом гороховым и местечковым Жириновским.
Просто по степени подтасовок, фальсификаций и использования административного ресурса кампания 1996 года не имела себе равных. Это были первые в новой России выборы с заранее определенным результатом. (Кажется, Сталину приписывается фраза насчет того, что главное не выиграть выборы, а правильно их подсчитать.)
Между прочим, понимали это все – и главный ельцинский оппонент в первую очередь. Но почему-то лидер КПРФ подобному безобразию не только не противился, а напротив даже, полностью принимал шулер– ские правила игры; то есть он садился за карточный стол, заведомо
Если бы в октябре 1917-го Зюганов возглавлял штаб вооруженного восстания, большевики не сумели бы взять не то что Зимний дворец, а даже какую-нибудь плевую почтовую станцию на окраине Питера.
Этот бесцветный, абсолютно серый уроженец орловской деревни Мымрино, кажется, органически был лишен воли к победе. По-моему, он боялся выиграть выборы сильнее, нежели Ельцин их проиграть.
История Геннадия Зюганова – предмет отдельного разговора; компартию он возглавил абсолютно случайно, дуриком. (В старое время Зюганов ни за что не поднялся бы выше кресла зам. зав. сектором ЦК КПСС.)
Мне, вообще, кажется, что именно по этой причине Зюганов и был определен на роль коммунистического вождя; для Кремля он не представлял ни малейшей опасности, даже наоборот.
В октябре 1993-го, когда судьба ельцинского режима повисла на волоске, именно Зюганов сделал все возможное для провала восстания. Как только в Белом доме запахло порохом, он мгновенно бежал с поля боя. После чего выступил… на государственном телевидении и призвал граждан уходить из дома правительства, дабы не доводить дело до греха. (С тем же успехом, в октябре 1917-го Ленин во имя спокойствия и порядка мог бы очистить Смольный от красногвардейцев и матросни.) За это Кремль милостиво позволил КПРФ избраться в Госдуму и официально монополизировать право выступать от имени оппозиции.
Максимум, на что был способен Зюганов, – это произносить громкие речи и махать кулаками на митингах и демонстрациях; но едва доходило до дела, он разом бледнел, терялся и начинал демонстрировать удивительный для пламенного борца конформизм.
Осознавали ли это Ельцин и его окружение? Без сомнения. Еще весной 1996-го лидеры КПРФ по собственной инициативе вступили в переговоры с Кремлем и даже нижайше просили организовать тайную встречу Зюганова с Ельциным.
Основной канал связи был установлен между Коржаковым и главным идеологом компартии Виктором Зоркальцевым; причем, как позднее вспоминал генерал, прямо с порога он объявил секретарю ЦК КПРФ, что власть они им ни за что не отдадут, давайте договариваться по-хорошему, вплоть до дележки министерских портфелей. Но ни Зоркальцев, ни Зюганов в ответ на это даже не подумали возмутиться. Воспитанные в духе марксистко-ленинского материализма, журавлю в небе они предпочитали синицу в руках; одно время в Кремле даже всерьез обсуждалась возможность назначения Зюганова премьер-министром.
После того как 17 марта по команде Ельцина здание Госдумы блокировала ФСО, прекратив доступ депутатов внутрь (последней каплей президентского терпения стала отмена Думой ратификации Беловежских соглашений) коммунисты окончательно поняли, что миндальничать с ними больше не собираются.
Следующим шагом должен был стать запрет компартии и разгон парламента. Президент начал ставить уже боевые задачи силовикам, были подготовлены проекты надлежащих указов, но этого не потребовалось. Оппозиция сдалась без боя.