Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги
Шрифт:
Боевики пытаются договориться с упрямым генералом, в очередной раз предлагают сесть за стол переговоров, но Пуликовский непреклонен: «Не для того я вас окружал, чтобы выпускать. Или сдавайтесь, или будете уничтожены».
И тогда в ситуацию вмешиваются вдруг секретарь российского Сов-беза Лебедь и его верный наперсник, «представитель федерального центра» Борис Березовский…
Хотя почему вдруг?
Генерал Лебедь был патологически тщеславен; ему не терпелось войти в историю великим миротворцем, подобно генералу Барятинскому, остановившему кавказскую
Ради этой высокой цели Александр Иваныч готов был на любые жертвы: что там пара тысяч бойцов, брошенных в Грозном на убой, когда на кону – судьба всей России.
Если бы захвата Грозного не произошло, его следовало бы непременно придумать. Лебедю срочно требовался повод сесть с Масхадовым за стол переговоров, но о каких к черту переговорах могла идти речь в условиях тотальных побед русского оружия.
Между прочим, многие участники тех исторических событий по сей день убеждены, что Лебедь, если и не был организатором сдачи Грозного, то как минимум ей не противился – такое развитие ситуации полностью отвечало его интересам.
«Секретарь Совета безопасности… умышленно тормозил действия федеральных войск по уничтожению боевиков, – считает, например, тогдашний министр внутренних дел Куликов. – Я и предположить не мог, что Лебедь, бывший когда-то боевым комбатом в Афганистане, медлит совершенно осознанно, что его назначение уполномоченным представителем президента России в Чечне, как это следовало из радиоперехвата переговоров лидеров НВФ, являлось условием начала боевых действий».
Целиком согласен с этим и коллега Лебедя, секретарь чеченского Совбеза Руслан Цакаев. Еще в октябре 1996-го, по горячим следам, Цакаев писал:
«Староатагинские и хасавюртовские соглашения были подготовлены А. Лебедем и его командой за месяц до вооруженного нападения на Грозный. Нападение явилось поводом для введения в действие этого предательского плана. Грозный мы могли бы отстоять, если бы не вмешательство Лебедя».
На этом фоне несговорчивость генерала Пуликовского ломала кремлевскому стратегу все карты. Уже в день объявления ультиматума Лебедь инициировал спешный отзыв из отпуска командующего группировкой Тихомирова, которого временно замещал Пуликовский, но это ни к чему не привело. Тихомиров оказался таким же в точности сапогом, не понимающим резонов высокой политики.
21 августа Лебедь вместе с Березовским вынуждены самолично вылететь в Чечню. Даже не заезжая в Ханкалу, в ставку федеральных войск, миротворцы мчатся на переговоры с Масхадовым. Пуликовского они с собой не берут.
«Костя, завтра полетишь в ставку Масхадова и подпишешь с Асланом соглашение о прекращении огня по линии соприкосновения войск», – по возвращении из вражеского стана приказывает Лебедь Пуликовскому. Каково же было удивление командующего группировкой, когда Масхадов прямо с порога ему объявил:
– Мы вчера договорились с Александром Ивановичем, что подпишем с вами соглашение о прекращении боевых действий.
– Каких
– Ничего не знаю. Мы вчера договорились именно о прекращении боевых действий.
Такого откровенного предательства Пуликовский стерпеть не мог. Бледный от бешенства, он сказал об этом Березовскому.
– Ты, генерал, можешь считать все что угодно, – в изложении присутствовавшего на этой встрече генерала Трошева бросил Борис Абрамович ему в ответ. – Твоя задача: молчать, слушать и выполнять то, что тебе мы с Лебедем говорим.
Но Пуликовский не унимался:
– Вы говорите, не думая о тех людях, которые сейчас в Грозном в полном окружении кровью харкают. Они ждут моей помощи. Я обещал…
– Я тебя, генерал, вместе с твоими людьми, вместе со всей вашей дохлой группировкой сейчас куплю и перепродам. Понял, чего стоят твои обещания и ультиматумы?
Вскоре ультиматум был отменен, а Пуликовский – снят с должности. (Ельцину доложили, будто он не понимает «политического момента» и слепо мстит за погибшего в Чечне сына.)
Еще вчера молившие о пощаде боевики выходили теперь из Грозного, как герои – чеканной поступью, под шелест развернутых зеленых знамен. А 30 августа в дагестанском городке Хасавюрте Лебедь и Масхадов (между прочим, объявленный российской прокуратурой в розыск!) подписали совместное соглашение, по которому Россия отказывалась от всех прежних своих притязаний: полного разоружения НВФ, восстановления контроля за территорией республики, признания Чечни субъектом РФ.
«Войне конец, – триумфально объявил Лебедь, поставив подпись под этим предательским документом. – Хватит, навоевались».
Он искренне был уверен, что фраза эта непременно станет исторической, вроде «караул устал» или «поехали!». Но вышло все совсем наоборот – очень скоро она стала звучать точно издевка, потому что войне был совсем не конец, война только еще начиналась.
С бандитами нельзя договариваться ни о чем, бандиты понимают лишь один-единственный язык – язык силы. Сколько раз уже высоколобые российские стратеги наступали на эти грабли, но все без толку. («От бандита, конечно, можно откупиться на время, – справедливо замечает генерал Куликов. – Но этот мир продлится лишь до той поры, пока грабителю снова не захочется есть».)
А ведь все это уже было: и громогласные клятвы, и братские лобызания, и бравурные пресс-конференции. В июне того же 1996 года чеченская делегация подписала в Назрани соглашение с Москвой о поэтапном прекращении боевых действий. Однако и месяца не прошло, как вайнахи благополучно его нарушили, а потом и вовсе без тени стеснения пошли на приступ Грозного.
Такая же в точности судьба ждала и хасавюртовский договор, этакое дежа вю позорного Портсмутского мира. Уже через день после его подписания в республике стали вводиться законы шариата, а и.о. президента, неудачливый поэт Яндарбиев во всеуслышание объявил, что Чечня теперь – суверенное государство.