Беркут(Рассказы)
Шрифт:
Рахмат забрался на пень. С него теперь можно было свободно разглядывать улицу.
— Смотри-ка! — ухмыляясь, повернулся ко мне Рахмат.
Я поднялся на пенёк.
По улице шёл Салим-ата.
Старик медленно приближался к чинаре, тяжело опираясь на палку и глядя себе под ноги. «Чему Рахмат радуется? — подумалось мне вдруг. — Ведь Салим-ата ничего плохого нам не сделал, а мы развалили его супу».
Приблизившись к чинаре, дед растерянно остановился. Он стоял долго, сгорбившись, и, часто-часто мигая, смотрел на развалившуюся супу. Потрогал
Вздохнул и беспомощно огляделся по сторонам. Постояв ещё немного, старик ушёл.
Постояв ещё немного, старик ушёл.
Шёл он спотыкаясь, хотя и глядел себе под ноги и дорога была ровная.
Мы не могли смотреть друг другу в глаза. Отошли в сторону, сели. Рахмат обхватил колени, опустил голову и долго сидел неподвижно и молча. Я не мог забыть, как дедушка Салим попробовал поднять слабыми своими руками небольшой ком земли и не смог. Что-то застряло у меня в горле, и дышать было трудно.
— Что ж мы наделали, а, Рахмат? — выдавил наконец я из себя.
— Да отвяжись ты, разве я виноват, если эта чёртова супа обвалилась?
— Мне жалко дедушку. Всё это твои глупые выдумки!
— А я тебя заставлял?
— Не заставлял, конечно, — ответил я упавшим голосом, — но придумал такое…
— Хорошо, а почему же ты согласился? Если бы не ты, то я… то не было бы этого… Ты лучше радуйся, что никто не видел, а то попало бы обоим!
— Сам радуйся, а мне нечего…
— Тогда беги и расскажи, что я во всём виноват.
— Сам иди, если хочется!
— Беги, беги, кричи во всё горло, говори всем, что я нарочно развалил дедушкину супу!
Рахмат неожиданно всхлипнул и потёр грязным кулаком щёку. Мне стало жалко его. Рахмат никогда не плакал. Он не плакал, даже когда сорвался с крыши и расшиб коленку.
Я положил руку ему на плечо.
— Не обижайся на меня, Рахмат. Я тоже виноват. Не нужен был нам этот подкоп.
Мы посидели ещё немного, потом разошлись.
Дома я взялся за книжку, решил почитать. Целый час сидел над одной страницей, но так ничего и не понял.
Вернулся с работы папа. Всегда весёлый и шумный, сегодня он был чем-то расстроен. Даже от еды отказался, переоделся и ушёл. И мама заторопилась за ним.
— Мураджан, сынок, — сказала она, — ты поужинай один, а я сбегаю к Салим-ата. Он что-то занемог сегодня. Папа пошёл за доктором, а я отнесу ему поесть…
Я перекусил, разделся, лёг на койку и долго ждал папу и маму. За окном стало черно, часы пробили десять. Я не заметил, как уснул.
Утром меня разбудил Рахмат. Я взглянул на него и испугался: лицо у него было хмурое, осунувшееся.
— Заболел, что ли? — спросил я.
В комнате по полу бегали солнечные зайчики.
— Нет, просто не спал всю ночь, — ответил Рахмат. — Всё кошмары
— Знаешь, Салим-ата заболел, — сказал я. — Вчера мой папа доктора к нему приводил.
— Знаю, — ответил Рахмат. — Сейчас моя мама пришла с ночной смены и сразу побежала к нему.
— Салим-ата очень добрый, — сказал я, вздохнув. — Когда я болел, он приносил мне разные вкусные вещи.
— А мне он всегда леденцовых петушков приносил с базара, — сказал Рахмат.
— Знаешь, Рахмат, давай купим ему халвы. Старики любят халву.
— Давай, — согласился Рахмат. — У меня есть рубль. Накопил, чтобы бинокль отдать в ремонт. Стекло одно выскочило.
— И у меня рубль. Сложимся, как раз хватит на халву. Пошли?
— Пошли.
Халву нам положили в большой кулёк. Мы несли его по очереди. От него очень вкусно пахло.
Свернув на свою улицу, мы увидели грузовик. В кузове на кирпичах сидели мой папа и дядя Мирзакарим, папа Рахмата. Заметив нас, они остановили машину и помогли взобраться к ним.
— Вы что по городу бродите? — спросил папа сердито.
Я сказал, что мы вовсе не бродим, а ходили покупать халву для Салим-ата.
Дядя Мирзакарим улыбнулся, подмигнул нам и освободил место рядом с собой. Потом повернулся к папе.
— Так слушай, что было дальше, — сказал он. — В ту пору стояли невиданные морозы. Наш старший сын тогда грудным младенцем был. Жена шла с ребёнком по тропинке вдоль реки. И вдруг неподалёку от этой самой чинары поскользнулась и упала. Мальчик отлетел в сторону, а она соскользнула в реку. Её оглушило, и она бы, конечно, задохнулась, если бы не подоспел на помощь сын Салим-ата. Жену мою он спас, а вот сам простудился, тяжело заболел и вскоре скончался. Вот почему для старика так много значат и река, и тропинка, и чинара…
— М-да-а… — задумчиво протянул папа.
— С тех пор старик совсем один, ни детей, ни родни… А сын его уже в те времена был видным поэтом. Даже книга у него вышла. У старика всего один экземпляр сохранился.
— Вот эту-то книгу он и потерял! — воскликнул папа. — Не помнит, куда положил, — стар уже Салим-ата, стар.
— Сколько мы его ни просили перейти к нам жить— не соглашается. Трудно ему, а тут ещё такая неприятность: потерял единственную память о сыне — книгу.
Машина подъехала к чинаре и остановилась. Так вот куда везли кирпичи: новую супу будут делать!
Когда мы помогли разгрузить машину и она отъехала, Рахмат отвёл меня в сторону.
— Ты не уходи домой. Дело есть, — сказал он тихо.
— Какое ещё дело?
— Знаешь, книга Салим-ата, наверное, упала в яму.
— Откуда ты взял, может, он её потерял в другом месте?
— Нет, — покачал головой Рахмат. — Помнишь, когда он подошёл к супе, на уцелевшем краю стояли чайник и пиала? Значит, он оставлял здесь и книгу. Не найдя книги, он подумал, что потерял её где-то в другом месте. Сказал же твой папа, что стар уже Салим-ата. Ведь правда стар! Вот он и забыл!