Беркут
Шрифт:
Ее язык, лживый и злостный, съели насекомые, погрузив в тот момент девушку в пучину агонии. Если бы не то, что Нилье пришлось вступить в бой за город, гвардеец лишилась бы и рук. Регент хотела оставить ее бесполезной, дабы та влачила жалкое существование, не имея возможности даже обеспечить себя.
На счастье девушки, ее не оставили. Мать всегда была слишком добра к ней, и потому не обделила финансами… А тот, кого Лита всю карьеру не замечала, вновь подставил свое плечо.
Тогда она сдалась. Еще отбывая наказание за похищение Офрессы Эованор, девушка поняла, что не просто во исполнение долга хотела спасти напарника.
Так думала и Ауфиль, когда узнала о судьбе бывшей коллеги. Но кто спасет ее саму? В битве за Велан эльфийка потеряла руки. Она больше не может быть стражником, и этого не исправит ни одна молитва и ни один лекарь.
Но даже так, она не изменила своей вере. С ней любящая семья, преданные друзья. Чудо уже то, что она выжила, не говоря о Байе. Девочка поведала о произошедшем, оставив странное ощущение о Рое у всей семьи Лавьенов. Всей, за исключением новоявленной невестки.
Но сколько бы малышка Байя ни сдерживала слезы, сколько бы самые дорогие Ауфиль мужчины ни прятали скорбь и беспокойство, она была благодарна за то, что вся семья снова в сборе. Ни одна Беда не разлучила родные души, и потому на сердце у женщины было спокойно и безмятежно.
А Нилья Ифри, столь тщательно исполнившая свои замыслы, вернулась к Гриму, исполнив обещание. Прошла неделя с тех пор, как ее любимого выпустили на волю, и она наконец может выполнить последние шаги плана. Уделив внимание эльфу и его семье, девушка отправилась с докладом на пост гвардии. После обыска в теплице стражники нашли умело спрятанный артефакт, который потоком маны подпитывал волшебные растения. Дебру Нейворд искали по обвинениям в краже, подделке документов, мошенничестве и многим другим… а увели в место временного задержания как предательницу всех детей Всеотца в Империи.
Во дворце в это же время его величество наконец отошел ко сну. А Ширрон Астиэн, чувствуя своим сердцем неладное, переборола неуверенность. Она отправилась к тому, кого совсем недавно предала анафеме. С тех пор, как Вуннар уговорил ее посетить Лимара, девушка, одновременно ответственная, сострадательная и верная, ощущала смятение.
Верховная не знала, что на уме у воина — величайшего за всю историю Велана. Но же что-то подсказывало ей: она попросту обязана к нему наведаться, даже если сам Гваренском будет против.
Хижина на окраине города. Суета и тревога в воздухе. Но все тяжкие эмоции, которые чуткая ангел видела вокруг, постепенно растворялись, будто туман под лучами солнца. Сама Ширрон тоже внезапно поняла, что ее переживания становятся проще, а с ее души, обремененной многими и многими думами, сходит давление. Казалось, кто-то заботливой и ласковой рукой исцеляет самые глубины естества… И пусть Верховная не понимала, что происходит, она знала — как знала сам Порядок — бояться нечего.
Стук в дверь не принес ответа. После еще двух попыток дать знак о своем присутствии, чуть более чем столетняя ангел вошла внутрь сама. Дверь
— Лимар! Прошу, не стоит себя так ограничивать… Я ведь пришла как друг, и…
Все слова оборвались, как и мысли в голове ангела. Могучий, рослый воитель о двенадцати руках застыл в одной позе, недвижимый и бездыханный. На лице его осталось спокойное, умиротворенное выражение — несмотря на то, что все тело было покрыто порезами и ранами.
Глядя на того, кто еще в ее младенчестве стоял на страже Империи, Верховная ангел исполнилась решимости. Не так он должен уйти.
Глаза девушки загорелись золотым светом ярче прежнего. Она коснулась деревянной кровати — и та стала таять, формируя древесный ком. Затем она приложила руку к Лимару, с некоторым облегчением замечая, что он все же дышит, хотя слабо и редко.
Потомок самого Шандора Астиэн, почитаемого предводителя ангелов в Войну Единения, девушка обладала великим даром. Пусть она использовала его сотни и тысячи раз, даже этот опыт не позволил ей в полной мере освоить собственный дар. Все же у нее не было достаточного чувства магии, чтобы ощутить изменения, которые вносит ее способность. От ночи к ночи, день за днем она меняла форму вещей, но не их суть — так считала сама Ширрон.
Однако, мана есть везде — и в мертвом камне, и в бегущей воде, и даже в дыхании всякого живого существа. Нельзя изменить что-то, не изменив ману в той или иной степени. И сейчас, когда душа златоглазой ангела исполнилась великого желания спасти того, кто заслужил не изгнания, но вечной славы, мана стала неотличима от материи.
Не зная о своем могуществе, не зная о том, что делают ее собственные руки, Верховная пыталась напитать тело Лимара силой. Воля ее протянулась не к дереву, а к его сути, к заключенному в нем потенциалу жизни, к великой силе природы. Она не знала, получится или нет. Но знала, что должна попробовать.
Масса, в которую превратилась кровать, стала исчезать, а не просто принимать иную форму. Раны великого бойца стали затягиваться, дыхание выровнялось.
То, что лицезрела Ширрон, она посчитала чудом. Тем самым, какие являлись бола далекую тысячу лет назад, в благодатную Эпоху Порядка. В Эпоху, когда Всеотец и частицы Абсолюта, Монады, являли свою Волю детям Творца.
— Очнись, гордый воин рода Гваренском. Сам Порядок возжелал твоей жизни… и ты не в праве отказать, — обратилась она к другу с проступившими слезами.
Медленно и тяжело, словно просыпаясь от глубокой грезы, Лимар открыл глаза. В них Верховная увидела много эмоций, какие раньше не давались ангелу: облегчение и радость, напряжение и страх… благодарность и самое настоящее счастье.
Он нарушил Порядок. Отверг свой долг, свое призвание. Все из-за отчаяния и неверия… Но теперь этот старый ангел знал. Знал, что он прощен. Что его признали. Что он нужен.
— Спасибо.
С таким же облегчением, как Ширрон смотрела на Лимара, Офресса смотрела на дочь. Та мирно спала, а не лежала бездушной оболочкой. Лицо ее было слегка румяным, а не мертвенно-бледным. И пусть недавно та корчилась от боли, крики ушли и забылись. Любящая мать нежно поглаживала Федру по волосам, тихо напевая ей колыбельную.
Кто знает, быть может именно голос родителя позволил демонессе раскрыть свою душу. Как когда-то, в детстве, он успокаивал и дарил тепло.