Берлинский дневник
Шрифт:
«Мои инструкции таковы, что вы не можете противоречить сообщениям верховного командования», — сказал он.
«Но им противоречит немецкая пресса, — возразил я. — Я сам слышал, как бомбы падали в Тиргартене, и берлинские газеты это признают».
Он был честный игрок и дал мне почитать эти противоречащие друг другу отчеты.
Главным результатом недели непрерывных ночных бомбардировок стало великое разочарование людей и посеянное в их умах сомнение. Кто-то сказал мне: «Никогда больше не поверю тому, что они говорят. Если они врали про налеты в других районах Германии, как врут про Берлин, то там, должно быть, дела совсем плохи».
На
Год назад началось «великое наступление» на Польшу. За этот год германское оружие достигло таких побед, равных которым не было в блестящей военной истории этой агрессивной милитаристской нации. И все же война еще не окончена и не выиграна. И именно на этом, если я хоть что-то понимаю, сосредоточены сейчас мысли немцев. Они страстно желают мира. И они хотят его до наступления зимы.
Берлин, 2 сентября
Сегодня я узнал, что немцы, которые занимаются обезвреживанием бомб замедленного действия, это в основном заключенные концентрационных лагерей. Если они останутся живыми, им обещано освобождение. Фактически, для них такой выбор, возможно, самый легкий. Даже смерть — это желанное избавление от пыток гестапо. А здесь всегда есть шанс, что бомба не взорвется. Некоторые бомбы, упавшие в Тиргартене, оказались, как теперь стало известно, бомбами замедленного действия.
Уже в течение некоторого времени наши цензоры не позволяют нам произносить в эфире слово «нацисты». Говорят, его плохо воспринимают в Америке. Следует говорить «национал-социалисты» или вообще избегать этого термина, как это делаю я. Слово «вторжение» применительно к тому, что случилось в Скандинавии и на западе и что планируется в Англии, тоже под запретом.
Изучая немецкие цифры потерь в воздухе над Британией, которые заведомо неверны, я обнаружил, что почти ежедневно счет был 4 к 1 в пользу люфтваффе. Для кого-то из министерства авиации это соотношение, должно быть, обладает магической силой.
Берлин, 4–5 сентября (3 часа ночи)
Сегодня днем Гитлер произнес удивительную речь по случаю начала кампании зимней помощи. Подобно «фольксвагену», дешевому «народному автомобилю», за который немецкие рабочие ежемесячно платят миллионы марок в качестве паевых взносов, хотя завод, где их предполагалось делать, производит только оружие, кампания зимней помощи — тоже один из постыдных фактов нацистского режима, хотя этого не понимает ни один немец. Очевидно, что в стране, где нет безработицы, «зимняя помощь» не очень требуется. И все-таки каждую зиму нацисты продолжают выжимать из народа несколько сот миллионов марок на «зимнюю благотворительность». А на самом деле расходуют большую часть собранных денег на вооружение и партийные нужды.
Сегодняшнее появление Гитлера держалось в секрете до последней минуты. Министерство пропаганды в спешном порядке отправило корреспондентов с дневной пресс-конференции в Спортпалас. Непонятно, чего боится Гиммлер, если британские бомбардировщики не могут прилететь в светлое время суток.
Это собрание явилось еще одним прекрасным примером того, как Гитлер использует доверчивость своего народа. Например, он сказал, что если немецкая авиация атаковала Британию днем, то трусливые королевские ВВС прилетают только ночью. Но он не объяснил, почему так происходит. Не объяснил, что немцы могут летать над Англией днем, потому что она находится всего в двадцати милях от немецких баз и они могут прикрывать свои бомбардировщики истребителями. А Германия слишком далеко от Британии, чтобы англичане могли обеспечивать прикрытие своим бомбардировщикам.
С восхитительным лицемерием Гитлер заявил: «Три месяца я оставлял без ответа британские ночные бомбардировки в надежде, что они прекратят это безобразие. Но герр Черчилль увидел в этом признак слабости. Вы поймете, что теперь мы даем ответ, ночь за ночь. И если британские ВВС сбрасывают две, три или четыре тонны бомб, то мы сбросим за одну ночь 150, 230, 300 или 400 тонн».
Здесь он был вынужден сделать паузу для восторженных аплодисментов аудитории, состоявшей в основном из немецких женщин — медсестер и социальных работников.
«Раз они заявляют, — продолжал Гитлер, — что усилят атаки на наши города, то мы сровняем их города с землей». Здесь юные медсестры и социальные работники совсем с ума посходили и неистово зааплодировали. Когда они пришли в себя, он сказал:
«Мы прекратим художества этих воздушных пиратов, и да поможет нам Бог».
При этих словах молодые немки вскочили на ноги и, вздернув грудь, прокричали свое одобрение.
«Придет час, — продолжил Гитлер, — когда один из нас окажется сломленным, и это будет не национал-социалистическая Германия». В этом месте неистовым девам хватило ума прервать свои радостные вопли скандированием хором: «Никогда! Никогда!»
Хотя Гитлер почти весь вечер был беспощаден и источал ненависть, в его речи имели место и юмористические, шутливые высказывания. Слушателям показалось очень смешным, когда он сказал: «В Англии все полны любопытства и без конца спрашивают: „Почему он не приходит?“ Спокойствие. Спокойствие. Он идет! Он идет!» И этот человек голосом выжимал каждую каплю юмора и сарказма. Речь не транслировали напрямую, а записали и передали спустя два часа после ее окончания.
Позднее. Сегодня ночью опять прилетели англичане, в свое обычное время, за пятнадцать минут до полуночи. Тот факт, что прожектора редко захватывают самолет своими лучами, породил среди берлинцев слухи, будто английские бомбардировщики покрыты невидимой краской. Нынешней ночью они кружили над городом с интервалом в два часа. Зенитки стреляли им вслед как сумасшедшие, но безрезультатно. Еще одна бомба упала в Тиргартен и убила полицейского.
Берлин, 5 сентября
По-прежнему раздражает, что чиновники германского радио не разрешают мне делать обзор ночных воздушных налетов, происходящих каждую ночь, когда я нахожусь в радиостудии. Нельзя упоминать о них, даже если они случаются во время нашего эфира. Когда приехал сегодня на передачу, обнаружил, что для нас установили переносной микрофон. Чтобы ваш голос был услышан, надо приложить его к губам. Но зато доносящиеся снаружи звуки зенитных орудий он не улавливает. Вот поэтому они его и поставили. Зато он находится в этом же здании, и нам не надо теперь мчаться под градом шрапнели, чтобы добраться до микрофона.