Берлинский фокус
Шрифт:
Зал взорвался аплодисментами, и я поклонился, с облегчением убедившись, что полицейские доверчивы, как и все остальные.
– Который час, сержант?
Энди посмотрел на запястье и снова на меня.
– Кто-нибудь скажет, который час? – В зале послышался смущенный шепот, несколько человек, с которыми я здоровался, недосчитались своих часов.
– А, ладно. Я и сам знаю.
Я поднял левую манжету и продемонстрировал публике шесть пар часов на своем запястье. В целом все шло замечательно. Я выдал им еще несколько фактов, почерпнутых из украденных бумажников, и, стараясь не затягивать
– Я знаю, что все вы жаждете увидеть «Богинь». – Парни затопали ногами и застучали кулаками по столам. – Поверьте мне на слово, они действительно божественны. Но сначала я хочу представить вам другую юную леди. Поприветствуйте восхитительную, обворожительную, несравненную Конфетку Флосси.
Появилась Конфетка в образе женщины-вамп. Улыбнувшись, она стала бы еще краше, но, впрочем, она и так сделала мне одолжение. Я схватил ее за бедра и прижал к себе, глядя из-за ее плеча на радость аудитории.
– Конфетка согласилась мне помочь.
Из зала понеслись вопли и свист:
– Помоги и мне тоже, детка!
– Можешь потрогать мою дубинку!
– А у меня дубинка длиннее!
– Примерь мои наручники!
– Посвисти в мой свисток!
Я, кажется, погорячился, назвав их приличной публикой.
Существует множество способов разрезать женщину пополам. Если у вас есть деньги, можно прикупить гроб пошикарней и нанять гимнастку, способную сложиться так, что и ящик не понадобится. Лично я производил эффект с помощью огромной бензопилы, из тех, что раньше применялись на лесопилках. По сути, я лишь создавал иллюзию разрезания, тогда как другие добивались полного расчленения, и я долгое время пытался придумать что-то особенное. Но публике почему-то нравилось мое убогое представление, и я смирился, зная, что гордиться тут особо нечем.
Я поклонился гостям:
– Мой последний трюк настолько опасен, что лишь немногие члены магических кругов посвящены в его тайну. Во время исполнения мне ничто не должно мешать. Малейшая оплошность, – Конфетка вздрогнула, и я положил руку ей на плечо, – и эта юная леди может лишиться одной из своих хорошеньких ножек. – Я приподнял подол ее платья волшебной палочкой. Конфетка ударила меня по руке, не дав добраться и до колен. Я сделал палочке строгий выговор. – Прошу прощения, моя палочка гуляет сама по себе. Но, господа, я думаю, все согласны с тем, что любая царапина на этих прелестях станет настоящей трагедией. – Публика согласно загудела. – Тогда я прошу соблюдать полную тишину во время нашего действа.
Эти ребята явно привыкли больше приказывать, чем подчиняться, однако в зале стало тише, даже указания бармену отдавались вполголоса.
Я коротко кивнул и эффектно дернул за фальшивую цепь на пиле, незаметно включая звук. Раздался оглушительный рев, сродни мотоциклу без глушителя. Я предупреждал Конфетку, но она все равно испугалась. Не хватало еще, чтоб она дала деру в самый разгар представления. Я схватил ее за локоть и прошипел:
– Не забывай, это просто фокус.
Ее внушительная грудь нервно вздымалась, она взглянула на Билла, и тот кивнул.
– Ты обещал, что больно не будет, – прошептала она.
– Ты правда думаешь,
Конфетка нахмурилась, но разрешила усадить себя на стол, подтянула ноги, стыдливо придерживая юбку, и медленно легла. Случайно мелькнувшие при этом ажурные чулки вызвали в зале свист. Мне показалось, что в ее глазах стоят слезы. Я подмигнул и закрыл на ее талии маленький ящичек.
– Тем из вас, кто часто работает в ночную смену, могу посоветовать использовать такую штучку как пояс верности, – прокричал я сквозь рев пилы и начал медленно ее опускать, зная, что все выглядит так, будто я разрезаю девушку надвое. Из глаз Конфетки катились слезы, но улыбалась она уже увереннее. Я сделал страшное лицо, словно безумный маньяк, кромсающий очередную жертву, и ободряюще провел пальцем по ее животу. Заглушив пилу, я посмотрел на зрителей и зловеще захихикал. Конфетка взглянула на меня, не веря, что это сработает. Я снова подмигнул ей, дав знак молчать.
Публика зашлась аплодисментами и свистом.
– Я ждал концовки погорячее.
– Эй, заходи ко мне в гости, распили мою жену, мне и половины хватит.
– Все равно она задницей говорит.
Я открыл ящик, взял огромный шелковый флаг с черно-красными языками пламени и прикрыл им Конфетку, пока та не освободилась от зеркал и не встала на ноги. Тогда я трижды взмахнул флагом и заставил ее поклониться.
– Черт, он опять ее склеил, – сказал чей-то пьяный голос.
Я сунул ей двадцатку, и она отправилась к своим пальто и стойке, пока я отвешивал финальный поклон.
Билл облюбовал столик с видом на танцпол. Я сел напротив, спиной к сцене. Рыбий глаз зеркала над головой Билла превращал зал в водоворот огней и цвета. Я глотнул виски. Зазвучали восточные трубы и барабаны. Билл поставил стакан и посмотрел на сцену:
– Ну наконец-то.
По полу скользнули две черные тени. Я даже не понял, что это. Публика вдруг затихла. Билл рассмеялся:
– Молодцы девчонки.
И тут до меня дошло, что Жак и Шаз закутались в паранджу. В черном с головы до ног, окошко для глаз закрыто полупрозрачной сеткой, они плавно двигались под музыку в якобы традиционном танце. Одежды скрадывали движения, но их тела наверняка вытворяли что-то безумное. Их обнаженные ступни легко и грациозно скользили по сцене.
Одновременно девушки подняли правые руки и изящным движением сняли с глаз сетку. Усыпанные блестками веки засверкали, озарив даже наш темный угол. Шаз сияла чистым изумрудом, Жак переливалась сапфирами и бриллиантами. Впервые с момента их появления публика оживилась и загудела.
Они танцевали, словно вокруг никого не было, и мне показалось, что их бурки гораздо тоньше, чем канонические. Подол взлетал в такт движениям, открывая лодыжки и звенящие серебряные браслеты.
Билл взглянул на часы, и девушки будто почувствовали нарастающее напряжение публики. Они схватили друг друга за бедра, помедлили и вдруг обнажили ноги, затянутые в чулки с сияющими подвязками, не уступавшими в блеске глазам.
Зал взревел. Билл закурил сигарету.
– Для меня слишком претенциозно.