Бермудский Треугольник
Шрифт:
Московский бомонд
Герман был редким гостем в доме своей двоюродной сестры Ирины, однако он испытывал к ней самые нежные чувства. Будучи на пять лет старше, сестра была защитницей его безмятежного детства. Она ревностно следила за развитием брата, регулярно снабжала книгами, которые нельзя было найти в обычных библиотеках. Наконец, она просто любила брата. За любовь прощают всё. И Герман прощал. Прощал дидактический тон, вечные придирки к его внешнему виду, нелестные эпитеты и это дурацкое прозвище «Малыш», которым она его величала с нежного возраста. К тому же она была властной, умной и, что немаловажно, красивой. Вдобавок ко всему Ирина была убеждённым коммунистом!
— Господи,
— На члена Политбюро, — отшучивался брат, снимая «пирожок».
— Не обольщайся! Нынче они все в норковых ушанках щеголяют, — сестра перевела взгляд на собачьи унты, которые, уже нюхал хозяйский пёс, ощетинившись в загривке, — Господи! — вновь запричитала она, — да в таком виде даже в войну по Москве не ходили!
Герман, только улыбался, прислушиваясь к гомону за дверьми и улавливая ароматы, доносящиеся из кухни.
— Немедленно в ванну, от тебя псиной воняет! «Кальман», фу! Уйди от Малыша! — шумела Ирина, отгоняя слюнявое животное от младшего брата. — А это что?
— Бердслей, Али-баба!.. Оригинал, — пояснял гость, протягивая сестре рисунок, купленный на рынке. — В тридцать рублей обошёлся!.. Мне нравится.
— Мне тоже, однако ж, Малыш, Бердслея в Союзе не продают, классик, понимаешь, не нашего жанра…
— А я не в комиссионке, — краснея, оправдывался брат.
— Для советских людей Бердслея нет и не существует. Табу! Его нет и не может быть ни в комиссионках, ни у антикваров, ни у коллекционеров и стоит он тысячи долларов. Ты в курсе, что стиль «модерн» пошёл от него?
— Нет.
— Малыш, чему вас только в разведшколе учат! Это же гений! В двадцать лет его не стало, а дело его живёт.
— Как у Ленина?
— Прекрати ёрничать, марш в ванну!
Пристыженный Герман, включив воду и, снимая офицерские кальсоны, с прискорбием размышлял о том, что даже в свои тридцать лет не может вспомнить ничего, чем мог бы по-настоящему гордиться.
Приведя себя в порядок, Поскотин появился на кухне, где сестра разогревала ему ужин. «Перекусишь — пойдёшь к гостям! У нас сегодня вся элита Москвы собралась, — похвасталась хозяйка, — а пока, Малыш, прочти автореферат моей кандидатской». Герман принял тоненькую брошюру. «Гражданская война в Королевстве Камбоджа — как фактор обострения политической обстановки в государстве Монако» с благоговением прочёл он заголовок. На кухню вошёл Аркадий, муж Ирины.
— Ну-с, молодой человек, — прервал он осмотр научной статьи, — что читаем?
— Да вот, — гость доверчиво протянул ему реферат.
— Полноте, Герман Николаевич, это же диссертация. Их никто и никогда не читает… Да и что в этом княжестве может быть интересным? Лакированная скука в европейском напёрстке.
— Понятно, — радостно согласился гость, избавленный от необходимости вникать в бурную политическую жизнь Монако.
— Хотя, занятное, конечно, государство…, однако ж на любителя. А вот Княжество Лихтенштейн пофактурней будет, — мечтательно произнёс хозяин гостеприимной квартиры. — Бывал там однажды…
— Как это? — удивился Герман.
— Проездом… На пару деньков… С тамошними коммунистами общался.
— Ничего не понимаю, — обескуражено произнёс гость. — Какие коммунисты? А как же «Круглый стол»?
— «Круглый стол» был в Испании за год до этого…
— Да нет же — В Англии, куда наведывался славный рыцарь Лихтенштейн.
Настал черёд удивиться хозяину дома.
— Какой рыцарь? К кому он наведывался?
— Известно к кому — к королю Артуру, председателю «Круглого стола»! — блуждая в потёмках европейского исторического эпоса, неуверенно ответил Герман, — по нему ещё Вагнер «Тангейзера» сочинил!
Грянули раскаты смеха, под которые хозяйский мастиф, роняя
Ирин муж, как и положено у позднесоветской интеллигенции, был у сестры третьим по счету. Первый, с которым она познакомилась, будучи студенткой Щукинского театрального училища, окончив его, стал озвучивать злодеев в передаче «Театр у микрофона», второй, — работал программистом в Центре управления космическими полётами в Подлипках. Последним и наиболее удачным её приобретением стал Аркадий — сын работников Коминтерна, бывший разведчик, а ныне — теоретик рабочего движения. Сама Ирина, так и не окончив «Щуку», где, по её словам вся интрига учебного процесса вертелась исключительно вокруг интимных мест студенток, поступила на «исторический» в МГУ. В МГУ же подготовила диссертацию, а на защите познакомилась с моложавым профессором Аркадием. Роман был пылким и драматичным. Забытый муж с космическим уклоном, едва справившись с болью утраты страной приоритета в освоении Луны, с потерей жены никак не хотел мириться. Подкараулив профессора у подъезда собственного дома, он замахнулся на него разводным ключом и уже вскоре ехал в карете скорой помощи с черепно-мозговой травмой. Аркадий был заядлым спортсменом, специалистом по рукопашному бою и необычайно романтичным человеком. Он свято верил в Коммунизм и несколько раз на пальцах объяснял Герману его неоспоримое преимущество перед капитализмом.
Чуть ли не каждый выходной в квартиру далеко не молодой четы слетался цвет столичной номенклатуры: генералы разведки, сыновья и дочери героев революции, редакторы политических изданий, а также известные представители богемы из числа творческой интеллигенции. Галдёж стоял невообразимый. Складывалось впечатление, что в этой трёхкомнатной квартире собрались легкомысленные заговорщики, или, в крайнем случае, матёрые диссиденты, а не элита советского общества. Наибольшая фронда исходила от женщин. Именно их услышал Поскотин, когда входил в гостиную.
«…милочка, Андропов — еврей! Это я вам говорю, не верите — спросите Адольфа Шаевича… Не знаете такого? Только Адольфа Гитлера?.. Помилуйте, вы же интеллигентная женщина!.. Какой смысл Андропову стрелять в Цвигуна?.. Из оптической винтовки? Но это же бред!.. А про Тарковского слышали? Ну вот, не угодно ли! Остаётся во Франции! Как не может быть? Закончит „Ностальгию“ и запросит политического убежища! Я вам говорю… И вы им верите?! Высоцкого убили агенты КГБ! Мой муж Чазова третьего дня за коньяком пытал. И вторую не допили, как тот раскололся, мол самолично насчитал у Володеньки семь ножевых ранений! Из них — три колотых!.. И не смешите меня вашей Вангой! Какая провидица? Та же шарлатанка, что был и наш Вольф Мессинг. Кстати, вы знаете, кто его убил? Так я вам скажу…»
Аркадий, обходя с бокалом кьянти распалившихся гостей, только тихо вздыхал и, отставив итальянское вино, присаживался к мужской компании единомышленников. В ней пили скотч-виски или кукурузный бурбон, но каждый раз заканчивали водкой.
Ирина, ведя за руку брата, быстро представила его гостям, после чего усадила за стол к мужчинам. По правую руку от него сидел главный редактор журнала «Ленинец» Ричард Костомаров, по левую — сын крупного партийного и советского лидера, Арсен Галустян, напротив — никогда не хмелеющий генерал разведки Николай Приоров. Сестра вручила брату широкий бокал, плеснула в него что-то, напоминающее самогон, настоянный на испитом чае, и доверху набросала кубиков льда. Германа передёрнуло. Некоторое время «избранные» косились на пришельца, но вскоре забыли о нём и вернулись к прерванному спору. «Пришелец» с наслаждением грыз лёд, стараясь не пропустить ни одного слова.