Бернадот
Шрифт:
Такое поведение обрекало миссию Бернадота на провал.
Он прибыл в Вену 8 февраля 1798 года и переночевал в таверне «Белый лебедь» — здание для посольства Франции ещё нужно было подобрать. Верительные грамоты ещё находились в пути из Парижа. Уже на следующее утро Бернадот узнал, что его статус завышен: австрийцы ждали не посла, а посланника, потому что австрийские интересы в Версале должен был представлять барон и посланник фон Дегельманн41. Министру иностранных дел Австрии Ф. Тугуту пришлось предпринимать экстренные усилия, чтобы умилостивить русского посла, который в дипломатическом корпусе был дуайеном и, естественно, не собирался уступать пальму первенства «французскому бунтовщику ». Ни один владелец дома в Вене не соглашался пустить посла республиканской Франции
Посольство въехало в дом на Валльнерштрассе с большой помпой и шумом. Всё необходимое для хозяйства — мебель, посуду, экипажи, ливреи и т.п. — пришлось закупать на месте. Аренда дома составляла астрономическую сумму в 30 тысяч франков в год. Последним из Парижа с двумя польскими диссидентами, инструкциями Талейрана и верительными грамотами 20 февраля прибыл секретарь Э. Годэн. Его задержали на границе как французского шпиона, и Бернадот в конце февраля смог, наконец, передать австрийскому министру иностранных дел копию верительной грамоты и обговорить дату вручения оригинала императору Францу II.
Аудиенция у императора была назначена на 2 марта. Улицы, по которым должен был проезжать кортеж с французским послом, заранее были запружены народом. На лестницах, балюстрадах, в залах и коридорах императорского дворца толпились любопытные придворные и чиновники. Бернадота сопровождал министр кабинета Австрии граф Коллоредо. Беседа с императором за рамки протокола не вышла: посол вручил монарху свои аккредитивы, обменялся с ним парой фраз и представил ему членов своего посольства. Императрица сказалась больной, и протокольная встреча с ней была перенесена на более поздний срок.
Начало дипломатической деятельности было вполне сносным, но потом Бернадота стали преследовать ошибки и явные просчёты, впрочем, проистекавшие в основном из инструкций Талейрана, которым он неукоснительно следовал, и неудачных советов Годэна. Так получилось, например, с эрцгерцогом Карлом. Эрцгерцог, достойный противник Бернадота на поле брани, попал к императорствующему брату в опалу и в Вене пока отсутствовал. Встреча с ним была намечена на 12 марта,ло за день до этого эрцгерцог послал к Бернадоту курьера и сообщил, что принять его в указанный день не может, поскольку должен был сопровождать брата на охоту. Наследник предлагал встретиться днём позже, но Бернадот, строго следуя инструкциям Талейрана, сделал оскорблённый вид и дал знать эрцгерцогу, что «предоставленной привилегией воспользоваться, к сожалению, не может».
Бернадот отказался нанести протокольный визит своим коллегам-послам и исключение сделал лишь для послов Турции и Испании. О своём прибытии он тем не менее известил дипкорпус (кроме английского и ганноверского посла42), разослав им свои визитные карточки, в которых снисходительно подтвердил, что сам он протокольные визиты принимать намерен. Такой аффронт в дипломатическом этикете неприемлем, и вряд ли кто захотел воспользоваться приглашением нанести визит французскому послу, потому что первые протокольные визиты, независимо от национальности и возраста, должен наносить коллегам только что прибывший в столицу дипломат, а не наоборот.
Впрочем, Бернадоту на одном приёме удалось познакомиться с временным поверенным в делах Швеции Ф.С. Сильверстольпе (1769—1851), первым шведом, которого он встретил в своей жизни. Швед выяснил, что в повседневном общении посол Франции оказался приятным человеком. «Французский посол, несомненно, завоюет здесь большие симпатии, — с апломбом докладывал Сильверстольпе
Более содержательный отчёт шведского поверенного о Бер- надоте поступил в Стокгольм после обеда, данного в честь посла Франции в испанском посольстве 13 марта. На обеде присутствовали члены дипкорпуса, правительства Австрии и императорского двора. «Французский посол беседовал со всеми и даже искал случая поговорить со мной, — писал Сильверстольпе. — В частности , он сказал мне, что Оттоманская Порта является общим другом Республики и Швеции. Я намереваюсь, сказал он мне далее с некоторой степенью доверительности, не пренебрегать возможностью поддерживать знакомство с оттоманским послом. У Швеции и Порты есть общий сосед, которым нам как-нибудь придётся заняться; поверьте мне, однажды мы доставим ему немало забот».
Из этого отрывка явствует, что Бернадот сразу брал быка за рога и начал «завоёвывать симпатии» с первых же дней своей работы. Примечательно, что Директория и Талейран уже в это время в своих планах имели особые виды на Россию, ибо под соседом Швеции и Турции Бернадот конечно же имел в виду Россию.
«Я не решаюсь определить, с каким прицелом генерал Бернадот сделал это заявление, — пишет далее швед в своей депеше, — но мне показалось, что в нём (в заявлении. — Б.Г.) была явная примесь природного темперамента ». Далее Бернадот засвидетельствовал большое уважение к шведской нации, которая, по его мнению, всегда отличалась мужским и надёжным характером и воинственностью, на что швед ответил, что он весьма польщён таким комплиментом. Как завзятый разведчик, Бернадот завершил беседу с Сильверстольпе словами о том, что шведский поверенный является одним из тех дипломатов, с которым он хотел бы общаться более тесно, поскольку такие контакты, «по его мнению, могут быть взаимно полезными ».
Неплохой дебют для боевого генерала!
Бернадот шведу Сильверстольпе явно понравился, чего нельзя было сказать о сотрудниках его посольства: «Но с его молодыми секретарями и адъютантами со всеми их талантами и умом, следовало бы... общаться лишь в крайнем случае и вести себя с ними более осторожно». Оснований для такого утверждения у шведского дипломата было более чем достаточно. Сотрудники Бернадота вели себя вызывающе, везде устраивали скандалы и своим поведением вызывали законное возмущение венцев. Так, в театре они при словах «да здравствует король!» могли зашикать, засвистеть или отпустить громкое язвительное замечание; они презрительно отзывались об императоре и армии Австрии; буянили в ресторанах и почему-то поносили католическую религию. Австрийцы вызывали полицию, чтобы защитить французов от негодования публики. Тугут был вынужден просить прусского посланника сделать запрос в Берлин о том, разрешено ли и в Берлине показываться в общественных местах в таком вызывающем виде.
В своих шагах по исполнению наказа Талейрана Бернадот, злоупотребляя своим дипломатическим статусом, зашёл довольно далеко, в частности, в польском вопросе. Именно в этих целях он привёз с собой в Вену поляка Малешевского, который под прикрытием посольства осуществлял связь между польскими эмигрантами, служившими под командованием генерала Домбровского в итальянской армии Франции, и между недовольными элементами в самой Польше. Бернадот лично встретился с проезжавшим через Вену мятежным польским генералом Кралевским, что дало повод последнему похвастаться своим покровителем из посольства Республики в Вене. Письма Кралевского были перехвачены прусской тайной полицией, а король Фридрих Вильгельм III сделал по этому поводу запрос Францу II. Домбровский из Италии между тем предлагал Бернадоту план отторжения русской части Польши в пользу Австрии и провозглашения на ней эрцгерцога Карла самостоятельным монархом (прусские и австрийские владения в Польше планом не затрагивались). Австрийский агент, камердинер Бернадота, добыл сведения, свидетельствующие о планах французов создать франко-шведско-турецкий альянс, главной целью которого было нападение на Россию.