Бернадот

Григорьев Борис Николаевич

Но история покажет, что избрание Бернадота было божественным провидением для шведского народа. Лучше кандидата в то время для него не было. Настроение в риксдаге накануне выборов и после них передаёт в своём письме из Эребру всё тот же X. Ерта: «Выборы Понте Корво прошли вчера при удивительном единогласии. Дело было решено за какие-то полчаса всеми сословиями. Начали крестьяне, за ними последовали городские, а потом церковники и дворяне... Архиепископ, надеющийся пристроить своего сына камер-юнкером к новому наследному принцу, с самого начала усердно работал в пользу Понте-Корво. Вчера он дал для своих обед, закончившийся всеобщей пьянкой. Почтенные отцы ходили в светлое время дня толпами по улицам, буянили и шумели. Я сам видел, как архиепископа в час ночи с

трудом вывели под руки из подвала, где происходило возлияние, двое других учёных мужей, за которым следовала ещё дюжина менее хмельных священников. Такую вакханалию мне приходилось видеть лишь на картинах... Вчера и сегодня я развлекался зрелищем разразившегося поиска чинов. Каждый мнит себя причастным к результатам выборов...»

...Выбор наследника трона, на самом деле, торжественно отметили, причём на празднике, как справедливо пишет Ерта, особо отличились представители клира: напившегося в стельку архиепископа Линдблума с трудом довели до дома двое священников, которые и сами еле держались на ногах.

Королева Хедвиг Элисабет Шарлотта (1759—1818) к избранию Бернадота отнеслась, мягко говоря, с большим недоверием и с сочувствием к супругу, принявшему под давлением Энгестрёма и других тяжкое для себя решение: «Королю нужно было преодолеть свои глубоко укоренившиеся с детства предвзятости, отказаться от того, чтобы постоянно находиться в окружении семьи королевского происхождения, подчиниться и видеть свой собственный род удалённым навсегда от трона и решиться в пользу чужеземца, французского генерала, ни взгляды, ни характер которого были неизвестны, который, может быть, поведёт себя надменно и нагло, как это часто бывает со всеми выскочками».

3 сентября весть об избрании наследником шведского престола дошла до Наполеона. Сначала он почему-то предположил, что кронпринцем Швеции стал Оскар Бернадот, а отец стал при нём протектором. Но 4 сентября в Париж прибыл уже известный нам граф Густав Мёрнер, привёз Наполеону письмо Карла XIII, и всё стало на своё место. Уже на следующий день император отправил свой «одобрямс» в Стокгольм, сообщив Карлу XIII, что уполномочивает князя Понте-Корво занять шведский трон.

Соперники в это время встретились дважды: 23 сентября на воскресном — «отходном» — обеде в Тюильри с супругами и 24 сентября — последний раз в жизни — наедине. На этот раз Понте-Корво был уже в шведском генеральском мундире. После встречи с императором произошла церемония прощания с маршалами. Можно было себе представить насупившиеся физиономии бывших коллег Бернадота и наигранную улыбку повелителя Европы императора Наполеона!

Бывший французский консул и коммерсант Фурнье не замедлил отправить виновнику торжества свой победоносный отчёт. Из его письма Бернадоту явствует, что коммерсант на собственный страх и риск поддерживал у шведов заблуждение относительно французской экономической помощи. Ничего подобного Бернадот обещать своим будущим подданным не собирался, но Фурнье, вероятно, решив, что «кашу маслом не испортить», намеренно усилил мотивацию депутатов в пользу Бернадота. Т. Хёйер пишет, что уже к 1812 году Фурнье был отлучён из доверенного круга лиц Карла Юхана и выслан из Швеции, поскольку он, помимо принца, стал работать на французскую разведку. По сведениям С. Шёбер- га, Бернадот долго медлил с вознаграждением Фурнье, держа его на мелких подачках, пока тот якобы не заявил об угрозе написать мемуары. В 1820 году король распорядился, наконец, назначить ему пенсию в размере 6000 франков в год — скромная, по мнению Шёберга, оценка той огромной работы, которую Фурнье сделал для него в Эребру. Фурнье потребовал удвоения пенсии, но ничего не добился. Карл Юхан, пишет Шёберг, был скуп и неблагодарен. Но был ли благодарен Карлу Юхану авантюрист Фурнье?

Довольный ходом событий в Швеции, Наполеон уполномочил своего посла в Петербурге Армана де Коленкура (1773—1827) объяснить царю, что Версаль никакого участия в выборе шведского наследного принца не принимал. Бедняга Наполеон! Он и представить себе не мог, с какой лукавой улыбкой выслушивал Александр I эти извинения из уст посла! Официальный Петербург, к удивлению Коленкура, избрание Бернадота воспринял спокойно — даже слишком спокойно. Александр I

разъяснил ему, что он доволен избранием Бернадота, и желает Швеции счастья и мира. Сбитый с толку Ко- ленкур послал в Париж проницательную задним числом депешу: «Представляется, что российское правительство знало заранее через Париж, что князь Понтекорво претендует на шведскую корону и что он надеется на своё избрание, в то время как Стединг126 и стокгольмский двор на это мало рассчитывали ». Бедный Коленку р ещё больше бы удивился, если бы прочёл письмо Бернадота к Александру I, в котором, в частности, говорилось: «Ваше Величество особенно ясно доказали мне своё уважение тем, что ни в чём не помешали моему избранию в Швеции ». Очень тонкая и точная, хотя и не совсем полная оценка роли царя во всём этом деле!

...Итак, шведы выполнили все формальности и получили в наследники Карлу XIII именно того, кого хотели: Бернадот не был ни датчанином, ни русским и уж точно не ребёнком — к 21 августа 1810 года ему исполнилось 47 лет 6 месяцев 3 недели и 5 дней. Осталось только дождаться наследника в Швеции. Маршал Бернадот и владетельный князь Понте-Корво, став кронпринцем Швеции, должен был выполнить ряд формальностей: освободиться от французского гражданства и отречься от католического вероисповедания, а в декабре 1810 года — сложить и княжеский титул. Всё это он легко выполнил — Стокгольм тоже стоил мессы!

Как мы уже упоминали выше, 23 сентября Наполеон устроил ему «отходной» торжественный обед. Во время застолья император вручил бывшему маршалу отпускную грамоту или нечто вроде патента и обещал ему компенсировать потерю всей недвижимости в Германии и Польше. Кроме того, он обещал выдать ему 4 млн франков. Это было пустое обещание капризного, избалованного властью и славой амбициозного и изменчивого правителя. Бернадот получил от Наполеона лишь 1 млн франков на текущие расходы, и ему пришлось одолжить у бывшего своего адъютанта Жерара ещё половину этой суммы, чтобы хоть как-то соответствовать своему новому статусу.

При выдаче патента Бернадоту Наполеон хотел сделать в нём оговорку, делающую будущего короля Швеции фактически французским вассалом: он должен был дать обещание никогда не поднимать оружие против Франции. Как пишут некоторые историки, произошла якобы бурная сцена, в которой Бернадот дал волю своему несогласию и возмущению.

Сир, — сказал он на последней беседе с Наполеоном, — уж не хотите ли вы сделать меня более великим, чем вы сами, требуя, чтобы я отказался от короны?

Ну, хорошо, — согласился Наполеон и добавил: — Идите, и пусть исполнится то, что нам предназначено!127

Присоединение Швеции к континентальной блокаде Англии было непременным условием отпуска кронпринца в Швецию, от которого Наполеон отказаться не пожелал.

Новоизбранный кронпринц Швеции при отъезде из Парижа собрал свиту из 39 французов, которые должны были выступить на первых порах в качестве его помощников, секретарей и адъютантов; взял с собой личного лекаря и заказал художнику Франсуа Жерару свой портрет в шведском мундире и при шведских орденах.

Перед отъездом соперника из Франции Наполеон сделал его брата Жана Евангелиста бароном128, а вдогонку выдал последний залп своего красноречия. В сентябре он принял австрийского посла Клеменса Лотара Венцеля Непомука фон Меттерниха (1773—1839) и, обсуждая некоторые вопросы своей женитьбы на австрийской эрцгерцогине Марии Луизе, разоткровенничался о Берна доте: «Я всегда считал, что он необыкновенно даровит; но он встретится с большими трудностями в сохранении своего положения. Народ ожидает от него многое, он должен быть Богом, который накормит всех хлебом, но я не нашёл у него никакого

административного таланта. Он отличный солдат, и это всё. Со своей стороны у я рад избавиться от него и не желаю ничего сильнее у чем чтобы он навсегда исчез из Франции. Он один из тех старых якобинцев, у которых голова приделана и спереди, и сзади у как у впрочем, у них всех, а таким образом трон не удержать. В любом случае я не мог не дать на это (занятие шведского трона. — Б.Г.) согласие, вероятно преимущественно потому, что пребывание на троне Густава II Адольфа французского маршала — это лучшее средство, которое можно придумать для того, чтобы разозлить Англию ^29.