Берсерк
Шрифт:
Датский Вал! О нем толковали мары! Там будут мои враги — Хаки Волк, Черный Трор и убийца Бьерна! j бросилась к ливу:
— Я иду с тобой! Он помотал головой:
— Не пустят. Зовут-то не всех.
— Пустят! Пробьюсь!
— Как хочешь, мое дело упредить.
Лив не обманул — на крыльце княжьего терема стояли два рослых дружинника Мечислава. Они пропустили лива внутрь, презрительно оглядели меня и заступили дорогу. Один, рыжий и усатый, ухмыльнулся:
— А ты куда, баба? Думаешь, нацепила дружинные порты и сразу стала воином? Или торопишься
Он хихикнул, а второй дружинник угодливо поддакнул:
— С ее-то рожей выбирать не приходится! Рыжеусый расхохотался. Его большая ладонь нахально прошлась по моему бедру. Не раздумывая, я вцепилась в его кадык. Ратник захрипел и растерянно замахал руками.
— Ты что, ополоумела?! — взвизгнул его приятель.
— Пустишь в терем или нет? — еще сильнее сдавливая горло рыжеусого, спросила я.
— Сучка!
Его кулак мелькнул возле моей щеки. Я уклонилась, отпустила полузадохшегося дружинника и вытащила нож.
— Дара! — Кто-то обхватил меня сзади и потащил с крыльца. Я узнала голос Олава. — Дара…
Он отпустил меня, заметил нож и удивленно всплеснул руками: — Ты что творишь?
— Не пускают, — убирая оружие, пояснила я.
— Ты, конунг, своих сучек на цепи держи, — приходя в себя, прохрипел дружинник. — А то и зашибить можем.
Олав раздраженно отмахнулся:
— Помолчи, Клемент! Что ж вы за воины, коли не могли совладать с бабой!
Ратник посрамленно смолк, а Олав отвел меня от крыльца:
— А тебе, Дара, там нечего делать. К чему бабе разговоры про войну?
Бабе, бабе, бабе! Куда ни сунься — всюду напомнят о моей бабьей сути. А к чему она мне? И почему я мужиком не уродилась?!
Я вырвалась из ласковых рук Олава:
— Слушай, конунг, забудь, что я баба. Я воин не хуже других! И мое дело не у печи сидеть и прялку крутить, а врагов крушить!
Кто-то за спиной Олава засмеялся. Серые глаза конунга погрустнели.
— Коли так — не мне тебя держать. Эй, пропустите ее! Стражники неохотно посторонились, и я вошла. В тереме было тесно и душно. На скамьях в горнице места не хватило, и я пристроилась прямо на полу, рядом с темноволосым худым мужичком в широких штанах и длинной, перехваченной расшитым поясом рубахе. Он не носил меча и не походил на воина.
— Ты как тут очутился? — удивилась я. Незнакомец поднял голову, но ничего не ответил. Начался совет. Первым заговорил князь Мечислав. Он призывал, воинов помочь императору Оттону в предстоящей битве с данами, но при этом его лицо было унылым и скучающим, а его воеводы прятали глаза. Олав хмурился, и стоящая за его плечом Гейра тоже. Похоже, из всех собравшихся только я одна хотела попасть на Датский Вал.
— Конунг данов собрал большое войско, и битва будет нелегкой, — угрюмо сказал князь. — К нему приходят войска из Норвегии и Свей. Там будут Харальд Гренландец, Тьюдольв Корыто и даже Хакон-ярл с сыном…
При этих словах сидящий рядом со мной мужичок судорожно вздохнул. Его
— На рассвете я уеду к императору, — продолжал Мечислав. — А ты, Олав, соберешь дружину и ополчение. Сам поведешь людей морем, а для тех, кто отправится берегом, я дам проводника. Он надежный человек и знает все подходы к Датскому Валу.
Желая рассмотреть неведомого проводника, я вытянула шею, но никого не увидела. Зато мой тщедушный сосед поднялся и поклонился совету. В изумлении открыв рот, я уставилась на него. Этот поведет войско?!
— Сядь, Тюрк, — приказал ему князь. Темноволосый еще раз поклонился и опустился на место. Теперь он заинтересовал меня не на шутку.
— Странное у тебя имя, — чтоб хоть как-то завязать разговор, шепнула я. — По виду ты грек, а по имени…
— Двадцать лет никому не было дела до моего имени, — также шепотом ответил он. — Так и нынче, что за разница, как я себя называю? А вот что делает в дружине Али-конунга ряженная мужиком баба — понять не могу.
— Воюю, — усмехнулась я. Он покачал головой:
— И что ж тебя заставило стать воином?
— Может, то же, что тебя — проводником.
— Нет. — Он оценивающе пригляделся ко мне. Цепкие глаза грека пробежали по моему лицу, на миг замерли на губах и скользнули в сторону. — Ты была рабыней, но в тебе не осталось рабского страха. А во мне он прижился. Этого я не прощу ни данам, ни норвежцам!
— Правильно, — одобрила я и, столкнувшись с его удивленным взглядом, пояснила: — За обиды нужно мстить…
Грек улыбнулся, и тут вдруг хором загалдели дружинники Олава. Я поднялась и помогла встать Тюрку.
— Что там? — вытягивая тощую шею, спросил он.
— Погоди, узнаю… — Из-за спин воинов мне ничего не было видно, поэтому я отпустила грека и принялась пробиваться на шум. Оказалось, это ссорились Олав и Изот.
— Два корабля останутся здесь! Твой и Помежин, — гневно кричал Олав.
— Что ж ты, конунг, меня за труса держишь, с мальчишками оставляешь?! — протестовал лив. — Или не доверяешь?
— Как не доверяю, коли поручаю тебе самое дорогое, что у меня есть! Земли свои, жену свою, ребенка, который вот-вот на свет народится, — все отдаю под твое попечение! Честь оказываю, а ты недоволен!
— А мне такой чести не надобно! Я не желаю отсиживаться на лавке, покуда мои товарищи будут класть головы в чужой стороне!
Одобряя его речи, воины загудели. Олав сердито взмахнул руками.
— Я… — Изот не договорил. Легко, будто играючи, Мечислав отодвинул шумящих воинов и оказался перед спорщиками. Его вид не предвещал ничего хорошего.
— Отец! — вскрикнула Гейра, но князь отмахнулся от дочери, как от назойливой мошки.
— Чего ты желаешь, а чего нет, тебя не спрашивают! — зарычал он на Изота. — Коли хочешь служить нечего на собственного конунга хвост поднимать. А то останешься и без корабля, и без команды. Вояк у меня много, и любой встанет за старшего над твоим драккаром!