Берсеркер. Сборник. Книги 1-11
Шрифт:
На скамье неясно проступала резьба, изображавшая фантастических животных. Рисунок был немного стерт временем, отчасти покрыт лишайником.
Но сиденье, на котором теперь располагалась Дженевьев, предварительно было обложено подушками — голубых, красных и желтых оттенков, гармонирующих с окружающими цветами.
– Вы красиво поете,— подбодрила она спутника.
Ее голос был слаб, но она больше не задыхалась при разговоре.
– Спасибо, моя леди.
Тот, кто взял на себя роль менестреля, немного еще постоял в золотых лучах солнца и полностью повернулся к своей слушательнице. Стремительным
Удивительные цветы, представляющие нагромождение почти ослепляющих красок, росли вокруг большого, поросшего травой монастырского двора, построенного из древнего светло-серого камня.
Леди не могла сказать, что лежит за пределами этих старых стен, но чувствовала себя уютно — вдалеке от надоевшего шума.
Слабый бриз потревожил кружева на белом платье. Сотни вопросов заполняли ее разум, и некоторые действительно были страшными.
Решила начать с безобидного:
– Вы сами написали эту песню? Менестрель кивнул и смутился:
– Музыка моя. Хотел бы, чтоб и слова были моими. Но текст сочинил человек по имени Лей Хант. Он жил много сотен лет назад, и, конечно, леди, которую Лей носил в своем сердце, была не похожа на вас. Может, помните, как я однажды сказал, что вы напоминаете мне...
– А где мы находимся? — молодая женщина неосознанно грубо прервала его. Зато вопрос был первым многозначительным, заданный .попутчику.
И далее посыпались ее вопросы, хотя чем больше леди думала о своем положении, тем больше ничего не понимала.
Менестрель говорил чуть охрипшим голосом, который оказался ниже того, которым пел.
– Мы в Лондоне, на Старой Земле, моя леди Дженевьев. Во владениях знаменитого храма, дома богослужений. Храм называется Вестминстерское Аббатство.
– О? Но я даже не помню, как попала сюда.
– Вполне понятно, при таких обстоятельствах. Не стоит беспокоиться. Я все объясню в лучшие времена. Но помните ли вы меня?
За спокойствием певца проступало его беспокойство.
Прислонив свой старинный струнный инструмент к скамье, он оказался почти на коленях перед леди Дженевьев и протянул к ней правую руку. Движение получилось неловким, и певец разве что не упал на распущенное платье леди. Его длинные пальцы вовремя ухватились за подушку.
Потом представился:
– Николас Хоксмур к вашим услугам.
В этом окружении Ник выглядел человеком среднего роста, зрелой, но далеко не старой наружности. Не полный, как показался ей на экране. Волосы каштанового цвета — блестящие, немного вьющиеся. Немного редели на макушке. У Хоксмура была маленькая заостренная бородка того же тона, что и усы — немного редковатые.
Видно, что боялся, как бы его не приняли за денди или пустого красавца. Чтобы не произвести такого впечатления, Ник готов был идти на что угодно. Примирился бы с худшим, чем редеющие волосы.
Его лицо показалось Дженевьев не таким красивым, как при первой встрече. Нос слегка соколиный, что соответствовало имени, глаза немного водянистые и невыразительные — между серым и коричневым.
Сегодня, как представил он себя, архитектор и пилот был одет в средневековую одежду. Длинные ноги плотно обтянуты. Сверхкороткая куртка.
Все представляло вопиющую разницу с белым платьем леди.
– Конечно, я помню ваше имя,— ответила Дженевьев. И ваше лицо тоже. По-моему, я вас видела дважды. И не лицом к лицу. Первый раз только на экране. Второй, когда вы были в космическом снаряжении, а я совсем не смогла разглядеть вас. Мы находились на корабле, и когда я попыталась заглянуть вовнутрь шлема...
Николас не видел, как побледнело лицо леди от наплыва заново переживаемых чувств. Он поспешно перебил ее:
– Мы на самом деле находились на корабле. Но сейчас оба здесь, моя леди Дженевьев. Здесь, в этом приятном месте. Здесь хорошо, не так ли? И вы в безопасности. Настолько, насколько могу защитить вас. И у меня есть... определенные возможности.
Бледность прошла. Леди Дженевьев, похоже, приняла и оценила по достоинству уверения своего компаньона в безопасности. Качнув слегка головой, как бы исключая всякие сомнения, подняла холеную руку, словно в вопросительном жесте, и указала в сторону неясно вырисовывающихся за монастырскими стенами двух больших прямоугольных башен. Слабые косые лучи солнца окрашивали строения в серо-коричневый тон.
Каждую башню с четырех углов увеличивали четыре небольших шпиля. И ближняя башня казалась такой большой, что почти нависала над монастырским садом.
Между каменной кладкой и двумя людьми, скользя на прямых крыльях, пролетели ласточки со слабым писком.
Ник проследил за ее рукой.
– Это западные башни Аббатства. И между ними главный вход. Я проектировал их и руководил строительством... ну, честно говоря — а я хочу сохранять честность с вами — это сделал мой тезка. Он жил даже раньше того, как написал слова к песне, что я пел. Но уверен, я бы сделал все так же, если не лучше, работая с камнем и известью. Вы помните, что я вам сказал однажды, что я архитектор?
– Да. Помню каждое ваше слово.
Грациозно поднявшись, леди глубоко вздохнула:
– Но у меня ощущение, что я должна помнить больше, гораздо больше. Я имею в виду самые последние события. События большой важности и если бы по-настоящему сделала усилие вспомнить, что же со мной произошло, получила бы ответы на многое. Но...
– Разве вы не решаетесь сделать такое усилие?
– Да! — и добавила шепотом,— потому что боюсь!
Мужчина ловко поднялся и нерешительно к ней наклонился, говоря:
– Если вас что-то беспокоит, не спешите. Нет необходимости сейчас заниматься этим. Позвольте заботиться о вас, хотя бы недолго. Для меня привилегия — самая известная вам из всех — защищать вас. Во всем!
– Что ж, Николас, для меня большая часть пользоваться вашей защитой.
Дженевьев протянула маленькую руку, и мужчина, ступив вперед, принял ее с благодарностью.
После того, как пальцы их коснулись, леди ничего не помнила.
Среди трех космических кораблей “Фантом” заметно выделялся величиной, скоростью и вооружением. Находясь на орбите вблизи планетоида Иматра, премьер Дирак и его окружение из космического экипажа, советников, телохранителей и специалистов, в том числе Сэнди Кенсинг, поспешно завершили приготовления.