Берта Исла
Шрифт:
– Она умерла? Этого не может быть. Я был у нее до десяти, или почти до десяти, и она была в полном порядке. Я пробыл у нее целый час, примерно с девяти до десяти, и Дженет ни разу ни на что не пожаловалась.
Полицейский несколько секунд помолчал, испытующе глядя на Тома, словно ждал, что тот еще что-нибудь добавит, или надеялся что-нибудь угадать по выражению его лица. Но этих секунд хватило, чтобы смутить Томаса и насторожить мистера Саутворта, который поднял руку и открыл было рот, словно желая вмешаться. Но не вмешался, так как, возможно, не сумел правильно сформулировать в уме нужную фразу, а он был человеком, привыкшим предельно точно выражать свои мысли. Поэтому он всего лишь вытянул ладонь в сторону Морса, словно уступая ему дорогу или требуя продолжения. Совсем как театральный режиссер, который торопит отвлекшегося или забывчивого актера подать нужную реплику.
–
Чувство опасности просыпается так же быстро, как инстинкт самосохранения, и Том Невинсон больше уже не думал о том, что Дженет покинула мир живых, а точнее, что ее из него изгнали самым жутким из всех возможных способов – без предупреждения и не дав времени на подготовку. К тому же она наверняка не желала покоряться чьей-то воле и умирать, а пыталась сопротивляться, не веря в реальность происходящего, и звала на помощь, хотя уже не могла выдавить из себя ни звука. Томас в тот миг не подумал о том, как это странно – перестать существовать и как трудно поверить в такое человеку, пока он еще находится в сознании, даже если оно угасает. Нет, он подумал о другом: “Эти колготки я небрежно стянул с нее вчера вечером и, возможно, при этом порвал или спустил петлю; они остались валяться на полу, как и трусы, ведь никто их не поднял, во всяком случае, мне это не пришло в голову, меня это просто не касалось. Кто бы мог вообразить, что колготки используют с такой целью, а вот тот человек их заметил, тот черный человек, убийца.
Это надо же – убийца… На колготках наверняка осталось полно отпечатков пальцев, но не того мужчины, который явился позднее и наверняка не снял своих серых автомобильных перчаток, ни на минуту не снял, а значит, и на кнопке домофона не осталось отпечатка его указательного пальца, когда он нажал на нее; а я стоял слишком далеко, чтобы разглядеть, в какую квартиру он звонил – скорее всего, в квартиру Дженет, правда, потом я не видел их силуэтов в окнах. Наверное, дверь и кровать были слишком далеко от окон, она встала, чтобы впустить его, а может, даже решила, что это вернулся я, пожелав все-таки добиться своего, и она снова оторвалась от чтения или от бессмысленного разглядывания страниц «Тайного агента», но этот роман она уже никогда не дочитает… ” Надо полагать, человек, ощутив угрозу, тотчас концентрирует все внимание на себе самом и на поиске спасения, при этом на задний план отступают еще не остывшие трупы – в конце концов, для них уже ничего нельзя сделать, ничего нельзя сделать для бедной Дженет с ее напрасно потерянным, а теперь и вовсе оборванным временем. Теперь надо спасать Тома.
– Это должно было произойти позднее, – простодушно выпалил он. – Поверьте, когда я уходил, она была жива. Это, вероятно, сделал мужчина, который пришел сразу после меня.
– Какой еще мужчина? – спросил Морс.
Том рассказал все, что наблюдал, стоя на углу Бомонт-стрит. Описал того типа и пожалел, что в памяти у него не закрепилось лицо, ведь он видел незнакомца лишь одно мгновение, и чем больше старался воссоздать его черты, тем более расплывчатыми они становились. Саутворт, проявив осмотрительность, попытался притормозить его откровения и сказал инспектору:
– Я не уверен, что моему ученику стоит продолжать говорить без адвоката. Насколько понимаю, в данный момент, учитывая все обстоятельства, он может оказаться под подозрением, так ведь?
Но полицейский пропустил слова про адвоката мимо ушей. Его задачей было разузнавать и расспрашивать, поэтому он мрачно ответил:
– До тех пор, пока никто не задержан, подозрения могут пасть на кого угодно. Даже на вас, мистер Саутворт, если только у вас нет доказуемого алиби. Поди узнай заранее, кто с кем знаком.
Саутворт прожег Морса взглядом, словно беря разбег, чтобы вновь заговорить, но удержался или, пожалуй, решил, что в этом нет ни малейшего смысла, однако на лице его ясно читалось: “Эта ваша последняя реплика неприлична и неуместна, она была безусловно лишней”.
– Продолжайте, пожалуйста, мистер Невинсон. Все это очень важно.
Подозреваемый, если он не знает за собой никакой вины, обычно спешит отвлечь внимание от своей персоны, рассеять любые сомнения и поэтому всячески старается оказать содействие полиции – он слишком пылко, даже с азартом сообщает все, что, по его мнению, поможет ему выскользнуть из-под направленного на него луча прожектора, не понимая, насколько этот луч подвижен,
Морс насмешливо и с показной любезностью улыбнулся:
– Позвольте мне самому решать, что я должен делать. Пока это только догадки и предположения, хотя они не лишены оснований. Видно, придется искать его, этого мужчину, наверняка придется. Но скажите мне три вещи. Вы курите?
– Да.
– Позвольте взглянуть на пачку ваших сигарет. Если она у вас с собой, разумеется.
Томас вытащил из кармана широкую металлическую коробку с сигаретами “Маркович”. Слева черные и белые вертикальные полоски, справа маленькая картинка: джентльмен в черном цилиндре закуривает сигарету, руки в серых перчатках защищают огонек, белый шарф плотно закрывает шею, нос острый, как клинок томагавка, тонкие ярко-красные губы, готовые вытянуться в улыбке, очень густые брови, а глаза мутные и как будто подкрашенные – в целом скорее маска, чем лицо, и довольно зловещая, скажем прямо, маска. За ним видны высокие языки пламени, вполне возможно и адского, кто знает. Томас протянул коробку Морсу:
– Зачем она вам?
Полицейский осмотрел коробку и через минуту вернул Томасу.
– Очень жаль, – сказал он. – Если бы вы не курили эту марку, пришлось бы искать кого-то, кто курит именно ее. Она не из самых популярных. Но теперь я вижу, что это вы. И еще скажите, откуда у вас царапина на подбородке? – Он указал нужное место на собственном лице (примерно то же самое, где был старый шрам у профессора Уилера).
Морс был очень приметлив. Томас напрочь забыл про царапину, пока не увидел ее утром в зеркале, но к тому времени она уже начала покрываться тонкой корочкой, и при умывании он постарался до нее не дотрагиваться.
– Эта? – Томас коснулся царапины. – Меня случайно оцарапала Дженет. Она лежала в постели, подняла руку, чтобы не глядя погладить меня по щеке, но промахнулась и оцарапала. У нее были длинные ногти, не знаю, заметили вы это или нет. Надеюсь, вы не вообразили ничего другого?
– Я могу вообразить много всего разного, – ответил Морс. – И хотя иногда в это трудно поверить, нам, моим коллегам и мне, платят отчасти и за это. Короче, я могу вообразить что угодно – в меру своих способностей. И последнее: не могли бы вы как можно точнее определить характер ваших отношений с Дженет Джеффрис?
Том вопросительно глянул на Саутворта. Несмотря на молодость, тот все же был его тьютором, то есть одним из тьюторов. Тот не кивнул, а только сжал губы – в знак того, что советует ему продолжать, либо подтверждая, что вопрос касается именно интимной сферы.
– Время от времени мы с ней занимались сексом. Не очень часто. У Дженет имелся в Лондоне ее Хью, а у меня есть невеста в Мадриде. Но недели тянутся медленно, а еще медленней тянутся триместры.
– А вчера вечером?
– И вчера вечером тоже, да, тоже.