Беру тебя напрокат
Шрифт:
Я застываю с выуженной из шкафа вешалкой в руках:
— Серьезно?
— Да! И я даже умудрилась кое-что записать. Сейчас… — Женька отбрасывает прочь полотенце и берет со столика свой телефон, копается в записях. — Так, вот оно. Слушай.
Она прибавляет громкости и включает нужную аудиодорожку.
— Петров интересный парень, конечно, — раздается из динамика Женькин голос. — Но, по-моему, Нике он не подходит.
— Да? А почему? — недоумевает Валера.
— Не знаю. Просто интуиция так подсказывает.
— Я
— Слушай, а как у тебя с честностью? — грубо перебивает Валеру Женька.
— Нормально, а что?
— Ты можешь ответить честно на один мой вопрос? Всего на один.
— Конечно. Я вообще почти всегда говорю только правду. Меня так воспитали.
Женька откашливается, а потом тянет задумчиво:
— Мне почему-то кажется, что вы… ну… поспорили. Поспорили, что Никита и Ника переспят. Ведь было такое, да? Скажи!
Повисает неприятное молчание. Из телефона, наверное, секунд двадцать не раздается ни звука.
— Ты обещал ответить честно, — встревоженным голосом напоминает Женька.
Валера шумно выдыхает, чем-то грохает.
— Ну… Это не прямо уж такой серьезный спор был. Так, просто…
— А можно поподробней?
— Э… Да там и рассказывать нечего, — на Валеру нападает косноязычие. — Это больше как шутка была. Кстати, я тут вспомнил… вспомнил, что на массаж записывался, на полвторого. Мне, короче, уже идти надо. Ты только не обижайся, ладно?
— Валера, подожди! Ты должен рассказать мне подробности вашего спора.
— Потом, Жень, все потом. Мне, правда, сейчас совсем некогда. Еще маме позвонить надо, смонтировать там кое-чего. Короче, я побежал. Пока!
Запись обрывается. Я и Женька глядим друг на друга, как два партизана в окружении врагов.
— Вот свинота, да? — первой прерывает молчание сестра. Лицо у нее становится неестественно бледным и взволнованным.
Я медленно сжимаю и разжимаю кулаки. А потом с шумом выдыхаю. Одна часть меня все еще не может поверить в услышанное, а вторая уже готова убивать.
— Он за это заплатит, — наконец решаю я. — Прямо сейчас.
Я выхватываю у Женьки телефон и топаю к выходу. Сестра с неожиданным проворством шагает следом:
— Эй, ты куда собралась? Я — с тобой.
Голос у нее дрожит, но вид вполне решительный. Женька даже рукава рубашки зачем-то закатывает. Мне приходится остановиться, чтобы сделать ей внушение:
— Женечек, не стоит со мной ходить. Я скоро вернусь. Посмотрю в глаза этому мерзавцу и вернусь.
— А, по-моему, тебе не помешает пара крепких рук, — Женька складывает свои изящные, почти детские ладошки в кулаки и делает несколько боксирующих движений.
Я ее прямо не узнаю.
— Ты где такого набралась?
— Видела по
Я едва успеваю уклониться от удара. Впрочем, сестра этого даже не замечает.
— Петров у нас попляшет, — злобно обещает она куда-то в пространство. — Мы ему сейчас в четыре руке отменно накостыляем. А потом пойдем бить Валеру…
— Так, стоп! — я даже чуть вздрагиваю. — Обойдемся без насилия. В конце концов, ничего такого страшного Петров не сделал. Ну помечтал немного, пофантазировал. Все равно бы ему ничего не обломилось.
Женька смотрит на меня с недоверием. Ну надо же! Родная сестра сомневается в моей моральной устойчивости. Докатились.
— Я бы ему все равно не дала, точно-точно! — почти с обидой говорю я. — Так что бить никого не надо.
Сестра разочарованно вздыхает, а я на всех парусах лечу к лифтам.
Петров открывает мне в приподнятом настроении:
— Ого! Да кому-то не терпится приступить к поцелуям? Ой, пардон, я хотел сказать к съемке.
Я отстраняю его и вваливаюсь в каюту.
— А где камера? — Никита продолжает улыбаться. — Или ты собралась снимать обзор на телефон?
Меня прямо трясет от его веселости. Наверное, Женька все-таки права и следует ему врезать. С такими, как он, надо жестко. Я несколько секунд изучаю Петрова с головы до ног, а потом решительно тычу кулаком в его грудь. Вот только мой удар этому гаду как слону дробина. Никита даже не вздрагивает, только одна его бровь недоуменно приподнимается.
Я еще раз бью его кулаком, уже посильней. Потом ударяю в плечо.
— Лучше бей в пах, — меланхолично подсказывает Петров. — А так мне щекотно.
Кажется, мое лицо краснеет. Я отбрасываю мысли о насилии и решаю добивать гада морально. Выкатываю грудь колесом:
— Значит, так, Петров! Больше я с тобой не работаю.
— Чего? — противная улыбка сползает с его губ. — Это что еще за шуточки?
— Да-да, — злорадно ухмыляюсь я, — наше сотрудничество окончено. Потому что с мерзавцами мне не по пути.
Он несколько секунд задумчиво кусает нижнюю губу, а потом напускает на себя озабоченный вид:
— А можно узнать, по каким признакам ты отнесла меня в категорию мерзавцев? Хотелось бы большей ясности в этом вопросе.
Я включаю ему Женькину запись. Сначала Петров слушает совершенно расслабленно, но постепенно его лицо мрачнеет. Под конец в глазах Никиты не остается и капли первоначальной веселости.
— Вот так, — говорю я, когда Валерины откровения обрываются. — Все тайное всегда становится явным.
Наши взгляды схлестываются, и ноги у меня делаются ватными. Проклятое наваждение! Даже сейчас, когда меня буквально разрывает от гнева, Никита кажется мне притягательным.