Берзарин
Шрифт:
Потеряв звонницу, наша Александровка как бы лишилась своего голоса. И в соседнем селении, Петропавловке, тоже лишились храма. Его стены стали стенами машинно-тракторной станции. Кресты, купола и колокольня исчезли.
Разрушение принесло боль всем, но она прошла. Ее заглушили звуки работающего двигателя. Из МТС вожак местной комсомолии Федька Покорный, кумир деревенских девок, привел трактор «фордзон» Двух своих поклонниц-дурех он соблазнил, пообещав жениться. Они, обозленные, сговорившись между собой, решили отомстить ловеласу. Пригласили его в гости, подпоили и подсыпали в закуску отраву. Видимо, это был стрихнин или сулема. Отрава эта у мужиков была, ею истребляли волков, сунув яд в мясо. Федька сразу же свалился, наверное, желудок сожгло, кровь пошла из горла. Фельдшер медпункта определил
О Федьке никто из взрослых особенно не жалел, он был из «пришлых», из чужаков. Он свалил крест церковный. Похоронили Федьку в дальнем углу сельского погоста. Там были зарыты останки Сергуньки-конокрада. Жертвы крестьянского самосуда. И еще там покоился донской есаул, расстрелянный в 1919 году мадьярами из Интернационального легиона. Мадьяры захватили есаула в плен во время боя за поселком, у Каменной горы. Убили они его в нашем дворе, и отец мой, Ефим Миронович, похоронил его втайне от односельчан, боясь доноса.
А насчет покойного безбожника… Скоропостижную его смерть богомольные старушки объяснили по-своему, крестясь, шептали: «Господь прибрал. За незамолимую мерзость».
Покорного не стало. На тракторе стал колесить мой двоюродный брат Алеша. Он сажал нас рядом с собой по одному и ручкой заводил мотор… Другие мальчишки бежали следом, вдыхая с наслаждением запах синего дымка. Трактор назывался «фордзон-путиловец». Это объяснил нам Алеша. Жить без церкви, но с мотором?! Местный троцкист по этому поводу в деревнях района проводил сходки и собрания.
В селе не было мельницы. По почину блюхеровского партизана Проблемы мужики и бабы, дружно взявшись за лопаты, топоры, вилы и тачки, соорудили плотину на рыбной речке Каргале. А мой крестный отец Степан Васильченко, сутуловатый великан-кузнец, со своими подручными поставил у плотины остроумнейшее сооружение — водяную мельницу. Мельница состояла из огромного деревянного колеса с лопастями, насаженного на ось, хибары из досок, где прилажены были жернова. И жернова заработали, завертелись. Речной поток шумел, а ось скрипела.
Каниболоцкий-Проблема подвел итог:
— Мы с вами сняли проблему муки и крупы… Жить можно! Паровоз, вперед!
О летящем вперед паровозе дальше я буду говорить не в песенном понимании, а в буквальном, приземленном, будничном.
Из репродукторов по всей стране, от края и до края, от моря и до моря, на всех часовых поясах радиостанция имени Коминтерна настойчиво провозглашала: «Наш паровоз, вперед лети!»
Если твой мозг зациклен на стрелке «паровоз», «вагон», «поезд», то ты обязательно поспешишь с баулом или мешком в руках на вокзал, чтобы обзавестись билетом и в определенное время занять свое место в вагоне и ждать сигнала к отправке поезда. Мог ты попасть и туда, где и билета не спрашивают, в состав товарный. А точнее — в теплушку. Заметим, пресловутая теплушка могла принять в свое деревянное брюхо целую артель, команду. Вместится и воинский отряд. На нарах там не менее сорока мест.
Удобно было и то, что твой баул, мешок не сопрут — для охраны товарных поездов-эшелонов существовали наряды сопровождающих ребят с винтовками.
И если кто из пассажиров в товарном хотел о своем отъезде или прибытии сделать своим близким сообщение почтой или телеграфом, то такой поезд молва именовала «красным» — по его внешнему виду, окраске. Модно было, например, сообщить: «Еду в “красном”». Без указания времени, вагона… Я лично, будучи новобранцем, по пути в дальневосточный Хабаровск так и поступал. Разумеется, и позже. О времени отправки и прибытия таких поездов знали только железнодорожные коменданты.
В 1930-е годы в стране было объявлено об «оргнаборе». Организованный набор людей проводился для нужд далеких строек. Я помню, что перед моим отъездом на службу в армию по радио целую неделю читали отрывки из повести Петра Павленко
Военные ехали в командировку, по планам передислокации или к новому месту службы, а люди «оргнабора» — по зову собственного сердца. Я, призванный в армию в сороковом году, отправленный — к Великому, или Тихому, океану, запомнил такую сцену. Железнодорожная станция Красноярск. Октябрь, а мороз — минус 25. На путях стоит несколько эшелонов, из вагонов идет дым и пар. Да, дымят «буржуйки». В соседнем составе — девчат, как сельдей в бочке. Дверь вагона раскрыта. Оттуда одна за другой выпрыгивают они с хохотом и возгласами, звеня чайниками, котелками или другой посудиной, чтобы в кипятильном помещении на станции запастись горячей водой. «Хетагуровки» [19] , — слышу я от своего соседа по нарам в вагоне. Тут же из нашего вагона со свистом и выкриками разбегаются наши ребята-новобранцы — кто за кипятком, кто на пристанционный базарчик. Мечта ребят — купить что-нибудь «вкусненькое»: пяток соленых огурцов, вареной картошки, кислой капусты. А может, среди торговок попадется самогонщица, хитрая бабенка, торгующая первачом из-под полы, и «стол» получится. Милиция пресекает торговлю спиртным, но за всеми не уследишь! Шум, гам…
19
Участницы молодежного «хетагуровского» движения, названного по имени его застрельщицы Валентины Хетагуровой. В 1937 году это имя облетело всю страну. Валентина обратилась в печати и по радио с призывом к девушкам страны участвовать в освоении Дальнего Востока, ехать в Комсомольск-на-Амуре и на другие стройки. Какой быт ожидал девушек-новоселов? Общежития: комната на четыре персоны. И работа: маляр, штукатур и т. п. В магазинах можно было свободно купить недорогие ткани. А это означало, что можно одеться и по сезону, и по моде. Были организованы дома культуры, клубы-кинотеатры — власти об «очагах культуры» заботились.
Гремит голос:
— По ваго-о-на-ам!
Звучит удар в рельс или колокол, и мы снова в своем вагоне, на своих местах. Поем хором:
Но случайно пришлось нам расстаться, Я уехал на Дальний Восток. У далекой Приморской заставы Мы построим стране городок!Совершалась замечательная поездка через всю страну
После всех революций населению России и братских советских республик хотелось жить по своей вере, по своим убеждениям. А тем, кто совал свой нос в чужой огород, давался отпор, порой весьма чувствительный. «Обижали» таких.
Николай Берзарин приехал на Дальний Восток в 1923 году. Его определили в 5-й Амурский стрелковый полк 2-й Амурской стрелковой дивизии. Там он состоял командиром пулеметной команды и командиром взвода. Не какой-нибудь баловень-выдвиженец, а достаточно подготовленный в училище и имеющий боевой опыт краском. Он много и целеустремленно работал и с личным составом взвода, и над собой.
В самообразовании при пользовании учебными книгами должна быть определенная система. Берзарин знал, как достигнуть высот в знаниях и всесторонне овладеть культурой. Знал на примере Максима Горького, Ивана Бунина, Михаила Шолохова и других гениев — они обошлись без университета, без академии. И от самого престижного университета толку не будет, если человек не желает учиться, не способен к самоусовершенствованию.
Сибирская, дальневосточная тайга кишела незаконными вооруженными формированиями. Отряды эти состояли из офицеров и рядовых, которым после разгрома армий Колчака не удалось скрыться за границей, и из казаков, которые спаслись тем самым от троцкистского «расказачивания». В поисках выхода из своего затравленного положения эти русские люди продолжали «партизанить». Грабя население, они метались по тайге, прятались в горах. Командиры воинских гарнизонов, когда повстанцы загоняли милицию в тупик, вынуждены были организовывать операции по их ликвидации.