Бесценная Статуя
Шрифт:
Этот цвета кармина то ли хитон, то ли халат, то ли какая-то разновидность кимоно, всем, конечно, хорош, но неизвестной планете больше подходит современный комбинезон из сверхпрочного материала, непробиваемого ни с помощью ножа, ни пуль, с функцией кондиционирования — подогрева и охлаждения. Оружие, ракетный ранец, аптечка, запас сухого пайка, другие нужные вещи… Очень надеюсь, что этот неприятный тип выполнит свое обещание, и вернет мне снаряжение.
ГЛАВА 13
Еле удалось уговорить Ишму поесть вместе со мной. Только после десятка клятвенных
А вообще грустно. Непонятно и грустно. Легко и увлекательно изучать древнюю культуру в теории. Смотрите, современные детки, какие интересные первобытные персонажи там, на пространственных панелях копошатся! Не достоверно? Ну, так мы эффект присутствия вам добавим! Вплоть до запахов и звуков! А самой нырнуть в водоворот первобытной жизни, нырнуть так глубоко, чтобы макушку о дно отбить до беспамятства и тошноты… Поглядеть вот на эту чудную девчонку с темными влажными глазами, припухшими от слез, веками… Она живая и настоящая, для нее все эти первобытные культы — не дикость вовсе, не сказка, а жизнь. Боится лишнее слово сказать, лишнее движение сделать — от малейшей ошибки, от того, что кто-то определит, как ошибку зависит ее жизнь. От качества этой самой жизни до самой ее наличия…
Медная, как у кое-кого, о ком не мешало бы не думать вовсе, кожа, длинная, тяжелая коса. Юная совсем, и дрожит, как маленький зверек. Чем больше слушаю Ишму, тем больше удивляюсь тому, что это беззащитное чудо вообще умудрилось выжить на этой варварской планете и дожить до своих молодых лет.
В книгах, в фильмах — одно, в реальности — совсем по-другому…
С высоты налета цивилизации, даже кое-какого интеллекта легко чувствовать себя сильной, умной, современной. А вот здесь… Прямо в эпицентре варварских культов и реалий — чего стоят мои знания, дипломы? Легко считать дикарей и аборигенов неграмотными, невежественными… Легко писать критические очерки, статьи, даже научные работы, вооружившись теорией! А многие из современных девчонок, избалованных сытой жизнью и достатком, смогут выжить на дикой планете, и не просто выжить, но и сохранить при этом добрый, понимающий взгляд, без намека на осуждение или зависть?
Темные, как сам космос, и такие же глубокие глаза Ишмы, рассказали мне о многом. Куда больше ее безыскусной речи и скованных осторожных движений!
Я впервые оглянулась на прожитую жизнь, понимая, как поверхностно, как легко я жила, словно водила ладонью по прогретой солнечными лучами водной поверхности, не опускаясь на глубину, не говоря уже о том, чтобы нырнуть, туда, куда не проникает солнечного света, где выживание зависит только от собственной силы, от воли, от желания выжить и не сломаться.
Оказывается, легко лелеять внутри обиженного на весь свет, капризного ребенка, которому все должны, которого жуть как обделили любовью и вниманием… А Ишме — ей изначально никто ничего не был должен, и она не ждет от жизни ни чудес, ни хотя бы одолжений.
Маленькая, беззащитная, сильная, во всем надеется только на себя!
Наконец-то мне кто-то доходчиво объяснил про всю эту кхастловую
Но все-таки… непонятно, как, но это я удачно попала! Прямо в Замок, где стоит та самая бесценная статуя, украшенная драгоценностями богини. Значит, это сюда в первую очередь хотел наведаться Эддар!
Ишма сказала, что двое инопланетцев приходили сюда вчера в качестве пилигримов, поклониться статуе. А может быть, искали меня… Она не знает. Тот, что блондин, вполне мог оказаться Демом! Но вот второй — брюнет, среднего или немного выше среднего роста, худой, жилистый, — никак не Эддар. И, конечно, не Левочка. Значит, не наши… Какие-то другие инопланетцы.
Вообще все рассказы Ишмы о ее родной планете навевают тихий ужас. Нет, срочно собрать драгоценности Иштар и вернуть Зиккурату чертову память! Так, как они здесь живут, жить нельзя.
Расспрашивая о жизни у нас, Ишма то и дело таращит и без того немаленькие глаза, и даже машет руками. Не верит.
— Как это — нельзя убить человека, стоящего ниже по положению? А если он тебе неприятен? Нет рабов и прислужников? А кто тогда работает? Зачем? Зачем спрашивать женщину ее согласия стать женой? — Это она, когда я поведала про то, что так и не дождалась предложения от Марека. — У нас никто не спрашивает… Так значит, вы убежали от жениха, госпожа? Он, наверно, сильно вас бил?
Я даже поперхнулась. Марек? Меня?! Бил?! Даже представить смешно!
Но Ишма не понимает причины внезапного приступа веселья.
— Так положено, чтобы бить женщин, госпожа. Они — как скот, не знают порядка. Их надо учить.
— Да брось, Ишма. Вот ты, что — не знаешь, как вести себя? Не знаешь, где добро — а где зло? Вот ты говоришь, что самое дорогое для тебя — это оставшиеся дома маленькие сестры. Это что, тоже из-под палки?
Зря я так с девчонкой. Ее миниатюрное личико вдруг сморщилось, из глаз потоками хлынули слезы. Чувствую себя по меньшей мере неловко, по большей — откровенно мерзко.
Подсела поближе, обняла, прижала к себе.
— Ишма, — тихо позвала. — Прости. Я не хотела. Тебе должно быть больно вспоминать о них.
— Мне не о них вспоминать больно, — замотала она головой. — Вы хорошая. Добрая. Но я не стою вашей доброты. Я — плохая. Я точно знаю. Меня нельзя жалеть!
Она рывком отстранилась.
— Глупости, — не согласилась я. — Еще как надо! Всем нужна любовь и забота, это я, кажется, только сейчас начинаю понимать! А тебе, тебе, Ишма, особенно!
— Мне пора, — Ишма принялась собирать пустые тарелки. И в глаза не смотрит.
Ну вот. Обидела ребенка ни за что.
— Ты еще придешь, Ишма?
Девчонка подняла на меня черные глаза в бархатных ресницах.
— Я должна идти к господину Ньолу. А еще… Сегодня ночью взойдет красная луна, госпожа.
— И что?
— Думаю, я не переживу этой ночи, госпожа. Я проклята. Так сказала старая Гадра.
— Вон оно значит, что, — я осторожно вытерла мокрые щеки.
Ньол, видимо, решил, что с ожившей статуей лучше не спорить до поры до времени, и мои вещи были мне возвращены. Кроме оружия. То есть, кроме того, что Ньол посчитал оружием. Но в своем комбинезоне чувствую себя увереннее.