Бесцветные краски
Шрифт:
Но не может.
Он оборачивается, и Альбедо видит на его лице слезы. Он, черт возьми, может отличить его горькие слезы от чертовой воды.
– Я пытался… Прости меня, пожалуйста… Прости… – частит он, захлебывается собственными словами, дышит, прижимает руки к лицу как маленький. – Я не могу так жить. Я больше не могу здесь жить. Это невыносимо! – Он смотрит в бирюзовые глаза отчаянно, просит о понимании. О прощении. Вцепляется руками в собственные волосы и тянет, громко всхлипывает. – Мне нужна дорога. Нужны новые земли. Нужно все поменять. Я так больше
Альбедо кажется, что внутри что-то разбивается. Заледеневшее сердце покрывается трещинами. Все его тело будто вот-вот распадется на части.
– Ты так стараешься. Ты все делаешь для меня. Для нас. Но я просто… я просто не могу так. Пожалуйста… – Итэр рыдает взахлеб, стирает постоянно набегающую влагу со щек, отчаянно трет глаза. Сам не знает, чего просит, чего хочет.
Альбедо желает лишь одного. Чтобы Итэр взял меч и закончил его мучения. Потому что он уже не видит ничего вокруг, только ад. Его личный ад, где в жизни Итэра нет ему места.
Но, может, в его личном аду есть место для Итэра.
Альбедо делает шаг вперед. Итэр смотрит на него доверчиво, не ожидая опасности. Сам подается навстречу. Вскидывает руки, будто хочет обнять, но ему самому это больно, так больно.
Если он схватит Итэра сейчас, то все закончится быстро. Ему нужно только убить в себе всю жалость, все светлые чувства, что у него есть. Это – единственный способ выжить в том мире, где у него забирают сердце и душу, смысл жизни.
Они стоят друг к другу почти вплотную, на расстоянии вытянутой руки. Итэр смотрит в его лицо, пытается разглядеть что-то, чего уже нет. Боится. Словно совершил какой-то проступок. Маленький. Словно Альбедо сейчас будет его ругать.
Внутри что-то ломается. Альбедо больше не пугают мысли о том, что Итэр от него уйдет. Потому что это глупо – бояться того, что никогда не произойдет в их вечности.
– Альбедо, пожалуйста… пожалуйста, пойдем со мной.
Итэр протягивает руку, другую тянет наверх, на небо, словно показывает те миры, в которых очень хочет оказаться. Альбедо моргает, тяжело осознает его слова. Непонимающе смотрит на него, на протянутую ладонь, на бледную продрогшую под дождем фигуру.
Он хватает его руку и сжимает сильно, еще немного – сломает. Дергает Итэра на себя и прижимает к себе, крепко, до боли, почти до хруста костей. Стискивает зубы и цедит на его ухо одно-единственное слово.
– Идем.
Куда хочешь. Куда угодно. Хоть сейчас, босиком, мокрые и грязные, без гроша в кармане, бросив все и всех позади, ни с кем не попрощавшись.
Альбедо построит им новый дом. Или не дом. Поставит палатку, например. Все, что Итэр захочет. Будет создавать их маленький рай везде, снова и снова, в каждом новом мире, всегда.
Всю их вечность.
Губы Итэра на вкус соленые, а еще – холодные, дрожащие. Он весь дрожит от холода, его бьет ознобом, и он хватается за Альбедо отчаянно, тянется за поцелуями снова и снова. Альбедо пытается его согреть, отдать собственное тепло, хотя сам замерз до смерти.
Над
Сезон дождей заканчивается.
Все дело в хвосте
========== звезды ==========
Комментарий к звезды
я еще плохо знаю лор Дани, поэтому могут быть неточности, пожалуйста, имейте это в виду
Дань Хэн постоянно ловил на себе долгий пристальный взгляд золотистых глаз. Раньше в них чувствовалось нечто теплое и мягкое, родное и близкое, но сейчас… сейчас он ощущал настороженность и напряженность. И все дело в его первозданном облике. Келус долго не мог привыкнуть к новому для него образу Дань Хэна. Острые рога, длинные волосы и чешуйчатый хвост привлекали его внимание и заставляли пялиться на напарника как на что-то чужеродное.
Это сильно действовало на нервы и заставляло еще больше ненавидеть свое тело и прошлое.
– Я бы предпочёл, чтобы ты не смотрел на меня так пристально.
Дань Хэн все-таки не выдержал. Он оторвался от очередной книги и посмотрел на Келуса так же пристально в ответ. Хоть он и смог сохранить голос спокойным, на бледном лице Пожирателя луны отражалось лёгкое раздражение, за которым пряталось смущение. И страх.
Почему-то именно сейчас это была последняя капля. Может, все дело в том, что Келус, несмотря на собственные красноречивые опасения, продолжал приходить в его комнату-архив и сидеть с ним наедине. Или на него так действовала погода. А, возможно, он наконец собрался высказать все, что думает по этому поводу, и теперь ничто его не остановит.
А может, он просто очень сильно соскучился.
Первопроходец не отвечал. Он сидел на диване, поджав под себя ноги, и теперь сверлил взглядом свои колени. Келус всегда был громким, раздражающим, лез во все дела со своими неуместными комментариями, говорил-говорил-говорил. А сейчас молчал. И это выводило из себя сильнее, чем его несмешные шутки. Которые, впрочем, Дань Хэн со временем начал считать вполне забавными и даже милыми.
Так и не получив ответ, Пожиратель луны рывком встал из-за стола и подошел к Келусу, намереваясь получить хоть какую-то реакцию. Первопроходец поежился от такого внимания, но так и не поднял взгляд. Дань Хэн сжал губы в тонкую линию. Ему хотелось сесть рядом, дотронуться до Келуса, обнять. Но он не мог позволить себе этого сделать, потому что, по всей видимости, в ответ к нему испытывали лишь отвращение.
Атмосфера в архиве стала темной и мрачной. Дань Хэн помнил, как оказался здесь впервые и за долгое время ощутил себя спокойно среди этих полок. Звездный экспресс стал для него домом, а эта комната – его личным закрытым мирком. Несмотря на обособленность, он все равно постоянно ощущал себя частью звездной семьи.
А потом появился Келус. Ничего не понимающий, иногда задиристый, иногда полный болван, иногда жадный, часто глупый. Но добрый и приветливый. Заботливый и понимающий. Такой разный, простой и одновременно сложный. Дань Хэн постоянно об этом думал и все равно не мог понять, почему они стали настолько близки.