Беседы с патриархом Афинагором
Шрифт:
* * *
Богослужение стояло на первом месте во время этого визита. Патриарх и архиепископ ощутили, что единство обеих Церквей, их общая укорененность в почве неразделенной Церкви проявляется прежде всего в богослужении. Выступления архиепископа были выражены ритмом литургических формул; они были насыщены тринитарными и пасхальными славословиями, упоминаниями об ангелах и о святых. Было всеобщее ощущение, что наш мир в трех измерениях в действительности погружен в незримое, и что эта прозрачность литургична. Вечером 9 ноября архиепископ встречает патриарха словами: «Ваше Святейшество, дорогой во Христе брат, Господь наш Иисус Христос воскрес из мертвых, и вместе мы пребываем в радости Его Воскресения». И на следующий день: «Бог, славный во святых Его, придите, поклонимся Ему». 11 ноября он молится в соборе: «Посреди испытаний мира сего, давайте вспомним, что мы пребываем рядом со святыми на небесах и в общении с ними, в радости Воскресения, и воздадим хвалу Богу, Коему
То была атмосфера, чрезвычайно близкая православному сердцу. Вот почему патриарх в своем ответе 10 ноября смог воспользоваться мистическим изречением, которое произносят сослужащие во время целования мира в византийской литургии: «Ваша милость, возлюбленный во Христе брат, Христос посреди нас, есть и будет».
Литургия — это сила освящения. Потому д–р Рэмси непрестанно обращался к теме святости. Идея эта столь близка православной традиции, для которой истинное богословие неотделимо от духовного опыта, что свойственно также и англиканской традиции. Научные испытания в Англии развились вслед за испытаниями духовными, так что даже антирелигиозный сциентизм оставался неведомым вплоть до распространения венского неопозитивизма — знак странного высыхания глубинной жизни…
«Мы молимся сегодня о единстве всех христиан в истине и святости», — сказал архиепископ 10 ноября. И двумя днями позднее: «Мы призваны к святости, согласно блаженному Павлу, и каждый из нас, кто носит имя Христово, призван следовать по пути святости вместе с блаженной Девой Марией, Матерью Господа нашего и со всеми святыми, прославленными на небесах». Патриарх со свойственной ему убежденностью продолжил эту тему: «Человек несет в себе самом драматическую вселенную. Пусть же в Церкви найдет он истинное свое место вблизи Бога, пусть научится он осуществлять с Богом синергию, творческую аскезу способную породить подлинную культуру, овладел жизнью, наполняя ее духом… Более, чем в чем–либо ином, человек нуждается в Церкви и в литургии… Он нуждается в том, чтобы ощущать Христа в себе, что бы за пределами храма быть свидетелем Христа… Он нуждается в том, чтобы непрестанное желание преображения обладало им, порождая в нем тягу к обновленному миру… Мы открываем здесь значение святейшего алтаря, ибо он созидает из богословия повседневный опыт, он освящает и озаряет любовь нерушимым образом».
* * *
Эти дни проходили под знаком ностальгии о неразделенной Церкви, с желанием выявить то присутствие, которое соединяет и создает общую почву под ногами. «Ваше прибытие сюда, — сказал архиепископ патриарху 10 ноября, — возвращает нашу память к тем связям, которые соединяют христианский мир Востока с христианством Запада; они куда древнее, чем несчастные наши разделения… Когда святой Августин принес начатки веры на берега Англии, традиции Востока и Запада еще не имели тех различий, и мы с радостью вспоминаем, что один из великих наших Кентерберийских архиепископов Феодор Тарский был греком». Поэтому патриарху было предложено занять трон святого Августина, и потому был отслужен молебен Мартину Турскому и Иоанну Златоусту, святым неразделенной Церкви. Завершая свой визит, патриарх сказал: «Девять веков бесконечных споров в конце концов оледенили любовь в наших сердцах и затемнили сознание единства Церкви. В древней неразделенной Церкви существовали определенные различия в истолковании самых основ веры… Тем не менее, общение между Церквами не прерывалось».
* * *
Четвертая генеральная ассамблея Всемирного Сонета Церквей собралась в Упсале, в Швеции с 4 по 19 июля 1968 года. Она включала в себя паломничество к могиле Натана Зёдерблома, стоявшего у истоков движения Life and Action , которое в рамках Совета стало носить имя Faith and Order .
Православные были здесь в меньшинстве, ибо Церковь Греции по политическим мотивам не послала своих представителей, однако присутствие их было достаточно активным. Были широко представлены 11,еркви Восточной Европы, Ближнего Востока и Америки, и среди их участников были известные богословы, люди Духа, епископы посвятившие себя смиренному служению Евангелию. Были, разумеется, и церковные «аппаратчики» со всей присущей им помпезностью, то унылой, то уморительно нелепой, но и они не угашали Духа. В целом православное свидетельство помогло ассамблее не поддаваться искушению заменить христианство революционным гуманизмом. Многие христиане Запада, будучи в плену политики, хотели преобразовать Церковь из силы консервативной в силу оппозиционную, что только перелицевало, но не преодолело бы пороки традиционного христианского общества, находящегося в стадии распада. Православные же, напротив, настаивали на том, что присутствие Церкви в обществе должно быть принципиально иным: она должна вдохновлять и освящать, но никому ничего не навязывать. Перед напором прагматизма,
Выступления православных делегатов были наиболее значительными в вероучительной области, когда речь шла о познании Бога или о тайне Церкви. Многие из текстов были улучшены, и много было посеяно добрых семян, в особенности когда шла речь о великой проблеме «Кафоличности и Святого Духа», над которой работала особая секция. Значение этих решений проявлялось, когда политическая пена Упсалы развеялась ветрами истории. В этом духовном углублении, перед лицом богословия «смерти Бога» и намерения превратить христианскую веру в псевдо–гегель–янство, католики и православные должны были проявить более высокую степень сотрудничества.
В конце концов всем стало ясно, что никакую проблему не удастся разрешить без участия Рима. Более тридцати католических наблюдателей, гостей и представителей молодежных движений, приняли полноправное участие в работах ассамблеи, где было принято решение, что отныне Римско–Католическая Церковь будет иметь регулярное и официальное представительство в комиссии «Вера и Устройство». Туда было избрано девять католических богословов. «Смешанная комиссия по вопросам развития и мира» получила от ассамблеи трехгодичный мандат.
Более устойчивое сотрудничество с Римом, в соединении с православным давлением в самом Совете, привело ассамблею к необходимости поставить вопрос о новых структурах, где «большие конфессиональные семьи» могли бы встречаться и высказывать свои взгляды. Уже Альянс реформатских Церквей и Лютеранская Федерация установили собственные отношения со Всемирным Советом, назначив постоянного «связного» и разослав «братские делегации» в ассамблеи и комитеты. Ассамблея выразила также открытое пожелание, чтобы понятие «конфессиональной семьи» распространялось на Православие и на Римско–Католическую Церковь.
В Упсале, наконец, основное внимание экуменического Движения было сосредоточено на проблеме человека, humanum , как говорили, прибегая к выражению Эмиля Бруннера. Вся работа Совета на ближайшие годы ориентирована в этом направлении. «Вера и Устройство» должна изучать человека в природе и в истории. Основные темы работы: «Антропологическая революция и ее значение для христианского богословия и миссии Церкви, Существует ли специфический христианский взгляд на человека? В каком смысле Иисус Христос является истинным откровением подлинной человечности? Каковы особенности «нового человека во Христе» и нового человечества, Церкви? Какие философии человека несут в себе современные науки, светские идеологии и нехристианские религии? Как Церкви могу начать диалог с ними?» (Предложения по изучению человека) .
* * *
Я
Кое–кто видимо хочет заменить богословие антропологией. Это цена, которую приходится платить за лозунг Реформации «Единому Богу слава», уступающий сегодня место лозунгу «единому человеку слава!» Здесь забывают, что христианство — это не религия человека против Бога, как и не религия Бога против человека. Русские религиозные философы, которых вы любите, не раз говорили: христианство «теандрично», оно несет в себе полноту богочеловечества. Бердяев, возвращаясь к изречению Отцов о том, что Бог стал человеком для того, чтобы человек мог стать Богом, показывает, как человек черплет в Духе силу, чтобы победить объективацию и пространство своей творческой свободой. Ибо Бог, говорит он, ожидает свободного ответа от человека, и в эпоху Духа должно быть не только откровение Бога человеку, но и откровение человека Богу. Я бы хотел, чтобы это движение к humanum Всемирного Совета Церквей, соединилось с движением наших религиозных философов. Пастор Карсон–Блейк ссылался на Бердяева как на одного из «Отцов Востока и Запада». Он принимал в качестве отправной точки редукцию человека только к человеку, редукцию, которую хотели осуществить Фейербах, Маркс и Ницше. Но при этом на страницах, написанных кровью, как сказал бы Ницше, он показывал, что редукция эта, определяемая как; «смерть Бога», неизбежно приводит и к смерти человека. Или–или, на краю удивительного и трагического, стремясь изменить не структуры общества, но личности или, скорее, в своем стремлении поклониться Высшему, расправляясь со всякими структурами, человек обнаруживает, что он не сводим к самому себе. На основе этой несводимости возникает «мистический реализм», образ Бога в человеке, Который отстраняется, чтобы открылась бездна свободы. И бездна взывает к бездне.