Бешеный и принцесса
Шрифт:
– Бешеный! – восклицает Мокрый – Дед нам денег должен! А девочку не обижаем, приглашаем вот…
– Хватит, я сказал! – спокойно произносит Пашка, и добавляет – Давайте в машину, резче! Нас ждут! Не хорошо опаздывать!
Длинный с неохотой отпускает меня, а коренастый бьет ладонью папу по кепке, так, что она съезжает отцу на нос.
– Бабло готовь! – говорит папе Мокрый, и они с длинным садятся в машину – коренастый за руль. Залезает в салон и Пашка, бросив на меня короткий взгляд. Тачка уезжает, а папа, наконец-то отдышавшийся, поправляет кепку, и отчитывает меня:
– Яна! Зачем ты влезла? Не понимаешь, как они
– Прости, пап! – виновато произношу я.
Разобрался бы он, как же! Папа всю жизнь сидел в креслах руководящих работников, спортом не занимался, и физически слаб. Что он, против качков! И, хоть папа и не дед, как его обозвали, ему чуть больше сорока, но не с молодежью тягаться…
– Распоясались! – ругается отец, смотря вслед уехавшей тачке. А я замечаю, что он и правда старо выглядит… Сдал за последний год. А папа продолжает, выговаривая не слышащим его бандитам:
– Думаете, управы на вас не найду? Так со мной разговаривать! Завтра же позвоню участковому!
И уже мне:
– Пойдем домой! И не бери в голову! Я разберусь!
Пока идем по двору, спрашиваю, куда папа ездил.
– Тасовать пытался! – хмуро отвечает он.
Пытался… Понятно. Не получилось.
Заходим в подъезд, папа опять начинает возмущаться произошедшем, на что я замечаю:
– Хорошо, что обошлось! Если бы не Пашка…
Отец собирался сунуть ключ в замочную скважину, но, услышав мои слова, отдернул руку от двери.
– Он во всем и виноват! – негромко, и очень зло произносит папа – Привадил сюда бандитов! Заступник нашелся! Раз помог, потом сто раз за это спросит! Держись, Яна, от него подальше!
И решительно звякает ключами. А мне за Маркова обидно – реально же заступился! И вот, вместо благодарности!
Наша квартира очень большая – сталинка с высоченными потолками и огромными окнами. Но, в ней всего три комнаты, причем, одна проходная. И в этой большой квартире папе негде укрыться от маминых упреков – они живут в одной спальне. Отец очень медленно разувается и снимает куртку, а потом запирается в ванной. Мне нужно застирать брызги от мотоцикла, но торопить папу не хочу. Заглядываю в большую комнату – там теперь обитает бабушка. Мама тоже тут. Они сидят на диване, на фоне красивого дорогого ковра (у нас вся квартира в коврах и паласах), и обсуждают, под гомон телевизора, правильно ли сеять морковку осенью. А потом переходят к более насущным вопросам.
– Да что ты, мама, в самом деле! – сердится моя мамуля – Уж не такие мы и голодающие! Тех заготовок, что ты делаешь, вполне хватит на зиму!
– Это пока! Но, в магазинах ничего нет! А будет еще хуже!– мрачно вещает бабуля – И пенсию платить престанут! Тебе вон, зарплату задерживают, по нескольку месяцев, хоть ты и начальство! А что мы, пенсионеры? Сдохнем, и ладно! И пенсию тоже задерживают! Если не заниматься огородом, с голоду помрем!
Иду к себе, переодеваюсь, включаю "Ласковый Май", сажусь на кровать, и любуюсь плакатом Юры Шатунова, висящем на стенке. Думаю о подлом любимом Игоре, и о Пашке Маркове, спасшим меня второй раз за день… Мама, бабушка, а теперь и отец утверждают, что он бандит, и его нужно опасаться. Да я и сама вижу, какие у парня друзья… Вспоминаю жаркое, влажно-отвратительное дыхание длинного на моей щеке, его противные пальцы, и передергиваюсь. Мерзость! Но мне кажется, Паша, в отличие от этих, хороший, и не собирается
Папа всегда был на руководящих должностях. И что бы на него кто-то орал, кроме начальства, или бил – такого и представить невозможно. И папа не знает, как себя вести в таких ситуациях. Может быть, он и дрался в детстве или молодости, но теперь уже забыл, как это бывает. И ему вдвойне обидно, потому что он понимает, что слабый. А был всесильным.
В отличие от отца, я умею за себя постоять. В школе, среди других детей, я была такая же, как все. И всякие ситуации бывали. Даже нос до крови разбивали. Да, учителя моих родителей выделяли, и меня тоже – но среди одноклассников, по общению, мы все были равными.
Вздохнув, отправляюсь на кухню – есть хочу, как голодный мамонт. Но останавливаюсь в коридоре – слышу ссору папы с мамой, и не хочу при этом присутствовать.
– Не могу я! – с отчаянием кричит отец – Меня узнают! Секретарь горкома народ по городу развозит!
– Бывший секретарь! – ехидно произносит мама, и добавляет – И кто тебя узнаёт? Давно забыли все!
Папа уходит в комнаты, мелькнув в коридоре, и хлопнув дверью.
Захожу на кухню. Мама стоит у окна, и, кажется, плачет.
– Мам? – осторожно окликаю я. Нет, она не плакала. Мне показалось.
– Правильно, что ты не пошла в педагогический! – ни с того ни с сего, заявляет мамуля – Надо было в торговый идти. Или общественного питания. Люди вон, всего с работы натаскали. На года хватит. А мы с твоим отцом что могли домой принести? Портрет Ленина?
Вздыхает, и произносит:
– Садись, кушай!
…Марков на занятия не явился, что меня огорчило – хотела поблагодарить, да и вообще, наладить отношения. Не пришел он и на следующий день. Не явилась и Оля – в клуб. Игорь был один, чем я воспользовалась, и принялась усиленно флиртовать.
Я постоянно спрашиваю у Спирина обо всем, даже о том, что знаю, Игорь намеки понимает, и приглашает меня к себе в пару. Радости нет предела – мы сидим рядом, и я, помня, как делал Пашка, специально касаюсь Игоря бедром. Он не отодвигается, и поглядывает на меня с интересом.
Но, сказка заканчивается – пищит пейджер, Спирин читает сообщение, и быстро сворачивает занятия. Однако, перед уходом просит меня заглянуть к Маркову, и узнать, почему Паша не ходит в клуб.
– Вы же соседи! – говорит он, и добавляет – У меня проект интересный нарисовался, и Марков нужен!
– Почему именно он? – удивляюсь я.
– Мыслит нестандартно! – объясняет Игорь, и сообщает, что и меня возьмет в команду – мы же вместе с Марковым нашли то оригинальное решение!
Заходить к Пашке не хочу, боюсь и стесняюсь, но раз мой принц просит…Тем более, обещание совместной работы! Соглашаюсь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В подъезде нашей двух-этажной сталинки тоже все просторное и большое – и площадки, и окна, и лестницы. Правда, пролеты длинные и крутые, а второй этаж – все равно что третий, в обычном доме. Прохожу мимо своей двери, поднимаюсь по лестнице, и останавливаюсь у двенадцатой квартиры. Стремно как-то…Не хочу нажимать на кнопку звонка, но надо. Не стоять же тут вечно! Звоню. Один раз, и коротко, в надежде, что не услышат. Может, мне повезло, и дома никого нет?