Бешеный медведь
Шрифт:
— Мудрый человек, — согласно кивнул Дик, — а знаешь, эти идиоты даже не сменили коды доступа. Наверное, подумали, что ты уже скачал все возможное — и что менять до конца смены? А скорее просто забыли.
— Так что, ты влез в их систему? — обрадовано переспросил Полубой.
— В их систему — нет, — с сожалением констатировал Сандерс, — там слишком сложная система контроля доступа. И коды действуют, только если их набираешь с определенных пультов. Но вот передатчиком они пользуются чужим — «Сиверзи Телеком». И вот там я оставил закладки. Если придут еще какие сообщения с этих адресов, «Сиверзи Телеком» нам отсемафорит.
— А что это нам даст? — поинтересовался Касьян.
— Ну… уверенность в том, что на этих адресах, как минимум, кто-то побывал… — Тут Дик задумался,
— Почему это? — удивился Полубой. — Вроде как мы с тобой нигде не наследили.
— Наследили, Касьян, еще как наследили. Уж можешь мне поверить, — вздохнул Сандерс, — ты и сам этого не замечаешь. Ты привык к тому, что если тебя нельзя вычислить немедленно, в течение часов, максимум суток, — то все, ты ушел. Добрался до точки отхода и фьюить, загрузился в транспорт и исчез навсегда. А мы сейчас в другом положении. У нас НЕТ поддержки, да и пути отхода крайне ограничены. А следов мы оставили столько, что обнаружить их — лишь вопрос времени. И частоты поисковой сети. А у меня сильное подозрение, что на мистера Макнамару будет работать не только его Служба безопасности, ей деваться некуда, и не только вся столичная полиция — подобное происшествие в ее прямой компетенции, но и мафия, и даже мое родимое Федеральное бюро. А значит, сеть будет настолько густой, что нам просто некуда будет деваться.
— И как они нас вычислят?
— Да мало ли… — пожал плечами Дик, — опросят всех соседей, знакомых, собутыльников, консьержку и сослуживцев, выяснят, что к тебе регулярно наведывался один и тот же таксист. Пробьют записи маршрутизатора и совместят по времени. А отсюда очень просто вычислить регистрационный номер моего такси. Дальше — проще. Наложат сетку перемещений по показаниям отметок маршрутизатора. И вот оно — мое ранчо. Как на ладони. А от меня уже ниточки потянутся черт знает куда. И на Хлайб тоже. А уж, извини, рано или поздно найдется парень, который наложит голо Кадогена на голо моего бывшего напарника на Хлайбе и воскликнет: «Да это же одно лицо!» А может, даже и этого не потребуется. Потому что какой-нибудь умник просто прогонит твое изображение со сканеров КПП «Макнамара инк.» или просто из базы отдела кадров «Мэджик оксиген» по нашим базам данных…
— И сколько у нас времени?
— Ну… я думаю, около двух суток у нас есть.
— Да уж, — зло хмыкнул Полубой, — и как это вы дожили, что все ваши полиции, федералы и даже мафия работают на одного засранца?
Дик вздохнул и, наклонившись, плеснул себе в стакан. Глотнув, он откинулся на спинку кресла и заговорил:
— Понимаешь, Касьян, многие думают, что демократия… это как бы все случается само собой. Ну если, мол, дорвется до власти какой-нибудь засранец, то мы его через некоторое время — раз и к ногтю, скинем на хрен. Но на самом деле это не так. Особенно потому, что и власть при демократии тоже бывает разная — публичная и… не очень. На самом деле демократия — и в этом ее основная особенность и неоспоримое преимущество — это некий общественный договор, когда люди договариваются соблюдать некие правила игры и изо всех сил стараются их соблюдать. И когда появляется человек, который цинично и сознательно их нарушает, требуются гигантские усилия других членов общества, осознающих ценность демократии и… Ты чего это? — вскинулся он, уставившись на Полубоя, который смотрел на него этак жалостливо.
— Ох, Дик, ну и сказанул… То есть демократия — это, значит, некий общественный договор, который, мол, работает, если все скопом стараются. А у нас, мол, государь-император как сел на трон, так и сидит себе поплевывает… Ты хоть историю-то у себя в университете учил? Или не помнишь, что у нас в девятьсот семнадцатом уже одного государя к стенке поставили? А про Талменский кризис слышал? У вас на спецкурсах, небось, говорили, что это вы, мол, все так славненько устроили? А на самом деле — шиш. Это мы сами снова едва в дерьмо не вляпались. Ежели бы у нас все так запросто само собой случалось, то кому эта ваша демократия нужны бы была? Че париться-то, если все
Касьян замолчал. Некоторое время в зале висела тишина, затем Сандерс потянулся к бутылке и решительно разлил виски в стаканы.
— Знаешь, за что я хочу выпить, Касьян? За то, чтобы наши страны НИКОГДА не враждовали друг с другом. Потому что мне будет довольно сложно нажать на спусковой крючок, зная, что по ту сторону мушки можешь оказаться ты.
Полубой сурово сдвинул брови, но Дику показалось, что он слегка смутился.
— Ну… мне тоже не хотелось бы.
Они оба не подозревали, что кое у кого на этот счет были прямо противоположные планы…
Майкл Макнамара шел по коридору. Коридор был пуст. Но не оттого, что во всем огромном здании штаб-квартиры «Макнамара инк.» не было народу. В этот час, в самом начале рабочего дня, в здании было полно народу. И дело было не в том, что в этом секторе, на тридцать втором этаже, полностью отведенном под личный офис президента «Макнамара инк.», также было малолюдно. Нет, все сто сорок шесть сотрудников офиса находились на своих рабочих местах. Просто и они, и все остальные, работающие в этом здании, и еще несколько сотен человек в управлении полиции Нью-Вашингтона, мэрии, офисе Генерального прокурора, штаб-квартире клана Этторе и еще десятке сообществ и организаций вплоть до администрации Президента Содружества знали, что мистер Макнамара крайне недоволен…
Майкл распахнул дверь, бросил холодный взгляд на секретаря, вскочившего с места и с испуганной улыбкой пробормотавшего: «Доброе утро, мистер Макнамара, с возвращением…», — и молча проследовал в свой кабинет. Зайдя в кабинет, Майкл не пошел к своему креслу, а подошел к окну и, отрегулировав светофильтры, окинул взглядом раскинувшуюся перед ним панораму Нью-Вашингтона. Он любил этот вид. Он давно, с самого детства, считал Нью-Вашингтон самым лучшим местом во вселенной и сосредоточием самого большого могущества. И хотя он теперь знал, что это не так, все равно Нью-Вашингтон оставался для него символом и местом наивысшего могущества, доступного человеку. А с некоторых пор он смотрел на его панораму уже не просто любуясь ей, а скорее как хозяин. Причем не номинальный, а истинный… Заняв место за столом, Майкл ткнул пальцем в коммуникатор.
— Найдите мне Паркера…
— Он ждет в приемной, сэр!
— И Шеека.
— Слушаюсь, сэр!
— Как появится Шеек — пусть зайдут. Оба.
— Да, сэр.
Майкл отвернулся от коммуникатора и включил монитор…
Шеек и Паркер появились через две минуты. Паркер был начальником Службы безопасности штаб-квартиры, а Шеек… Шеек был Шеек.
— Разрешите, сэр?
Майкл молча кивнул.
Оба вошли. Шеек тихой тенью проскользнул вдоль пристыкованного к рабочему столу длинного стола для совещаний и скромно уселся в уголке, где стоял гостиный набор из корня земного ореха в составе двух кресел и резного журнального столика. Сел и будто исчез. Нет его, да и не было никогда… Паркер остался стоять у обреза стола.
Некоторое время Майкл молча смотрел на Паркера, который под его взглядом все больше съеживался, скукоживался и исходил потом, а затем тихо спросил:
— Как это могло произойти?
— Мистер Макнамара… я… мы… он не вызывал особых опасений. Более того, этот человек вообще не должен был работать на обслуживании здания. За нашим зданием в «Мэджик оксиген» закреплены Кармариос и Дентон. А на случай их отсутствия их должны подменять Грант и Барда.
— Так почему же он здесь работал?