Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение
Шрифт:
– Я еще хотел попросить вас, Валерий Антонович, о помощи в поисках нужных добровольцев. Мне нужны саперы или, в крайнем случае, артиллеристы. Короче говоря, люди, разбирающиеся в минно-взрывном деле. И чтобы они могли выдерживать наши нагрузки…
– Хотите увеличить группу, Денис Анатольевич?
– Завтра хочу устроить экзамен своим. По действиям в качестве командира группы. Если выдержат, можно будет комплектовать еще четыре.
– А почему только четыре? Вас же пятеро.
– Один из казаков на командира еще не тянет, зато к данному агрегату воспылал прямо-таки неземной страстью. – Показываю на «мадсен». – Будет универсальный пулеметчик для всех групп.
– Хорошо, экзаменуйте своих казаков,
Глава 16
На следующий день я устроил «молодым» выпускной экзамен на тему «Рейд в тылу врага». Собрались по-боевому, с полной выкладкой – карабин, две сотни патронов, сухпай на сутки, фляги, лопатки, лохматки вскатку на вещмешки, «Оборотни» на пояс. Я хорошо помнил по будущей жизни, как выглядел «Оборотень-2», и сподобился в кустарных условиях повторить его форму. Правда без всяких наворотов типа стропореза, обжимки для детонаторов, раскладывающейся рукояти и т. д. Получился хороший такой нож с лезвием типа «ятаган», или, на американский манер, – «спир пойнт». Моим ребятам он очень понравился, они просто скопировали его и отдали заказ в те же слесарные мастерские местного депо, где делался первый вариант. Железнодорожники постарались, и ножи удались на славу. Сбалансированные, хорошо лежащие в руке…
Маршрут был проложен до линии фронта и обратно: километров двадцать пять – тридцать в один конец, преимущественно по лесам и болотцам вдоль дорог. Задача простая: довести «языка», то бишь меня любимого, до вышестоящего командования. И пройти маршрут никем не замеченными. А еще должны были понаблюдать за какой-нибудь дорогой – кто и куда по ней едет. Состав группы у меня прежний – трое казаков и старший урядник Митяев, ими командующий. Ему экзамен устраивать не стал, и так все видно. А вот «молодым» пообещал, что если сдадут экзамен, будут набирать свои группы. Туда командиром группы идет Митяй, обратно – Гриня. С Андреем сложнее, хорошо, что он сам это понимает. Пока он – наш штатный пулеметчик, с «мадсеном» прямо сроднился. После наших «подвигов» я вроде бы заслужил доверие у казаков, и недостатка в добровольцах не было, еще десяток человек тренировались на базе, мечтая о таких же новеньких лычках, как те, что красовались на погонах «моей» четверки…
Мы уже дошли до наших окопов, немножко пошутили с нестроевой ротой какого-то пехотного полка – подперли толстым дрыном ворота в сарай, где они храпели в полном составе, включая дневального, и стали возвращаться обратно к себе, когда вдруг со стороны дороги раздалось несколько выстрелов. Идущий впереди дозорный падает на колено и вскидывает вверх руку, согнутую в локте – «Всем – Стоп». Группа моментально занимает оборону, бойцы уже ощупывают свои сектора стволами карабинов. Гриня бесшумно пододвигается ко мне:
– Командир, надо посмотреть, что там. Я Митяя пошлю.
Я согласно киваю, казак плавно перетекает на три метра вперед, беззвучно хлопает по сапогу дозорного, что-то ему шепчет. Митька ужом ввинчивается в траву и исчезает. Гриня занимает его сектор и осматривается. Я устраиваюсь рядом с ним. Минуты через три появляется Митька и докладывает:
– На дороге санитарный обоз, четыре повозки. Пятеро германцев-кавалеристов застрелили ездовых, один стоит с конями, остальные возле передней телеги.
Ну и что это все значит? Откуда здесь гансы и что им нужно? Место выбрано ими с умом, кругом лес, достаточно хорошо гасит звук, на дороге никого, четыре телеги – легкая добыча. Но почему санитары? Надо посмотреть…
– Одеваем лохматки, идем к обозу. Михалыч, ты – справа, Гриня – слева, Митяй со мной, Андрей – прикрываешь тыл. Двинулись.
Через минуту мы уже возле дороги. Посередине колеи стоят телеги с ранеными, у последней один из немцев,
Цокаю языком, привлекая внимание группы, затем, помогая жестами, шепотом раздаю цеу:
– Михалыч, твой – коновод, потом контролируешь правый фланг и тыл. Гриня, контроль слева и страхуешь меня. Митяй, Андрей, валите гансов с тесаками, дальше – по обстоятельствам. Живым нужен только офицер. Начинаем по свистку, расползлись быстренько.
Та-ак, а вот это уже неправильно, пощечины должны женщины мужчинам раздавать, а не наоборот. Это у вас, герр официр, недоработочка в воспитании, но мы ее сейчас быстро исправим. Все готовы, можно начинать. Достаю «люгер», патрон уже в патроннике, как все завертелось, сразу дослал, даю короткий свист, за которым тут же грохочут две винтовки, вылетаю из канавы на дорогу, кувырок, выстрел с колена по ногам держащего медсестру, потом – офицера. Все падают, перекат назад-влево, контроль своего немца, краем глаза замечаю Митяя с Андреем уже на дороге, выбиваю «люгер» у лейтенанта-кавалериста, добавляю пониже каски, чтобы не делал глупостей, вот и все. Медсестричка начинает сползать по борту телеги на землю, подрываюсь, два шага вперед, подхватываю ее на руки, поворачиваю лицом к себе. И где-то я ее уже видел!.. Бережно укладываю ее на место возницы, подсовываю под голову сброшенную и скомканную лохматку, оглядываюсь по сторонам. Сладкая парочка, Митяй с Андреем стянули руки за спиной герру лейтенанту и теперь перетягивают ему ремешком от пистолета бедро повыше раны, в общем, все – как учили. Немец скрипит зубами, но не орет – типа, нордический характер показывает. Погоди, гаденыш кайзеровский, ты у меня еще плакать будешь очень крупными слезами и сопли по всему мундиру размазывать. Мне очень уж интересно, почему ты на обоз с ранеными напал. Но это пока подождет…
Снимаю с ремня фляжку, набираю в горсть воды и осторожно брызгаю барышне на лицо. Она тихонько вздыхает, потом приоткрывает глаза, потом они наполняются слезами, девушка прячет лицо в ладони и начинает биться в истерике. Я вижу, как вздрагивают ее плечи, как она задыхается от рыданий, глажу ее блестящие каштановые волосы, говорю что-то успокаивающее…
Все в этом мире проходит, истерики тоже. Медсестричка потихоньку успокаивается, садится, смущается, краснеет, пытается найти у себя платочек, чтобы привести себя в порядок… Надо начинать разговор.
– Мадемуазель, позвольте представиться: прапорщик Гуров, Денис Анатольевич.
– Мария Егоровна Николаева. Простите… Сейчас дыхание переведу… Пожалуйста, не смотрите на меня, я неизвестно как выгляжу… Мне неловко…
Мария Егоровна… Маша… Машенька! Та самая подружка, которую моя ненаглядная угощала кофейком в день моей первой прогулки в госпитале. Да, мир тесен!
– Хорошо, я закрою глаза, но не обещаю, что не буду подглядывать.
Она пытается улыбнуться, это уже хорошо.
– Что они, – киваю в сторону немецких тушек, – от вас хотели?
– Мы забрали раненых, ехали в госпиталь, эти появились внезапно, будто бы из ниоткуда… Никто из санитаров не успел ничего сделать, как они их всех убили… Меня стащили с повозки, стянули руки за спиной, их офицер подошел и сказал, что ему нужны медикаменты для перевязок, и еще… Еще он сказал… – Ее глаза снова становятся мокрыми. – Он сказал, что они прирежут всех раненых… И что он этого не сделает только… Только если… Если я… Буду… Буду благосклонна к нему и его солдатам…