Бешеный волк
Шрифт:
— Не кисни, все наладится, — бархатистый грудной голос Лемпайрейн лился кошачьим мурлыком. — Уж и приласкать нельзя, бука.
«Это у тебя называется «приласкать»?» — фыркнул Ваэрден и дернул головой, сбрасывая руку. Он старался не думать о том, как пробежал по телу дрожь и хвост едва не завилял сам собой. «Женщины!»
Она только фыркнула и уселась рядом на шкуру.
Меж тем начало разворачиваться действо. Люди и нелюди собрались внутри кольца — горели глаза, замерло дыхание, сердца возбужденно колотились. Не иначе, увидели в Старейшине доброго волшебника из детских сказок и ждали, что тот начнет вершить чудеса направо и налево. А его змеиный взгляд
— Да услышат меня сегодня Духи мира… — выдохнул Змей. — Да услышит меня Колесо Судьбы!
Ваэрден насторожил уши. Показалось, или голос Тореайдра в самом деле фальшиво тенькнул ноткой страха? Он медлил начинать ритуал. Почему?
— Именем полночного северного ветра призываю я духов Воздуха — встаньте стеной, оградите нас от мрака Бездны!
Ни дуновения. Ночная тьма не откликнулась на его призыв. Старейшина прошел к самому северному и подпалил растопку — огонь занялся неохотно, задымил. Волна недовольства прокатилась по толпе. Люди ждали ответа высших сил.
— Именем полуденного южного солнца призываю я духов Огня — встаньте стеной, оградите нас от мрака Бездны!
И второй раз пламя не слишком спешило на зов Старейшины. Ваэрден нервно оскалился. Он успел изучить Змея. Тот не любил пустых действий и многочисленных человечьих верований. Он никогда не взялся бы совершать обряд, не будь в его сути настоящей, зримой основы. Духи не отзывались. А это значило, что Темный в любой момент мог лишиться доверия селян. А чем это обернется… лучше не думать.
«Демон бы побрал эти безмозглые сгустки эфира!»
Ваэрден встал. Пошатнулся, едва удержавшись на лапах. Голова кружилась. Шаг, другой. Как в тумане он добрался до дерева, привалился боком к шершавому стволу, глядя, как Тореайдр сражается с упрямым южным костром.
«Эй вы там! Что вы о себе возомнили, не слушаться вздумали? Вот я вас совсем развею!»
В глотке заклокотало рычание, перед глазами плеснула Тьма. Тяжелое гудение наполнило голову, заворочалось, заворчало. Волк щелкнул пастью, словно собирался укусить непокорного зверя…
Пламя взревело и выметнулось ввысь косматым рыжим чудовищем. Змей удивленно вздрогнул, но тут же взял себя в руки, уже уверенно шагнул к следующему костру.
— Именем глубоких восточных морей призываю я духов Воды — встаньте стеной, оградите нас от мрака Бездны!
Если бы не дерево — валяться Волку брюхом на снегу, приходя в себя от внезапного толчка в плечо и гоняя черных мушек перед глазами. Голос змея теперь звучал невнятным гулом, один за другим вспыхивали огни Бешеный Волк думал только о том, как бы устоять и не сползти в позорный обморок. Тореайдр что-то еще вещал о повороте Колеса, о Жизни, Смерти и Времени, об одухотворенности сущего…
— Вот горе мое, — проворчал над ухом риану. — На ногах не стоишь, а туда же!
Его перебросили через плечо и отнесли обратно к Рейн. Почему-то стало холодно, словно мороз, все-таки пробравшись под толстую шкуру и густой мех, заморозил мышцы и поселился в костях. Кто-то отдал плащ, кто-то — полушубок, несносная женщина бесцеремонно затащила его на руки, кутая в меха так, что наружу торчал только нос.
—
Ифенху дрожмя дрожал, поджимал уши и тыкался носом в обтянутую замшей перчатки ладонь.
«Это не я! Оно само…»
— Само оно, видите ли, — ворчливо отозвалась ифенхи. — Опять тебя потом с того света тащить прикажешь?
…А потом Тореайдр раздавал детям конфеты. Самые настоящие конфеты! И откуда взял только? Впрочем, если вспомнить, что Змей прекрасно владеет навыком телепортации, ничего удивительного. Уж ему ли не иметь в особняке запасов сладкого. Детвора прыгала и визжала, радуясь лакомствам и игрушкам, женщины смущенно улыбались, когда он и их одаривал сладостями и лентами, заколками, шпильками — будут доставать из сундуков по праздникам, любоваться, вздыхать и класть обратно. Мужчинам же доставалось оружие — тяжелые добротные ножи с мастерским клеймом и резными костяными рукоятями. Не возьмет эти клинки ржавчина, не затупит время, будут служить хозяевам веками.
К изумлению стаи лишь вожака он обошел вниманием и даром. К чему бы? А Ваэрден остался равнодушен.
Одуряюще пахло дичью. Запели рожки, люди пустились в пляс, увлекая за собой Темных. Кто-то схватил за руку Рейн, уволок в танец, несмотря на то, что она отнекивалась и пыталась остаться рядом с Волком. Тот дремал под гомон всеобщего веселья, раздумывая, стоит ли попросить, чтобы его отнесли обратно к ведьме или послушаться гордости и остаться. Это хорошо, что стая может отдохнуть и развеяться — они, к несчастью, давно забыли, что такое радость. Он сам забыл в постоянной войне со Смертью. То тут то там вспыхивал смех, раздавались скабрезные шуточки. Кудлатый черноусый мужик с ручищами и грудью кузнеца, вовсю угощал пивом обоих Воладаров, и младший, насколько доносилось до Волка, был уже хорош. Раскрасневшаяся Рейн строила глазки деревенскому парню, и шерсть на загривке невольно поднялась дыбом при виде флирта. Зачем ей смертный? Разве что крови попробовать захотелось…
Ваэрден отвернулся и решил подремать. Все равно ему здесь делать больше нечего.
Не тут-то было. Рядом протопали детские ножки, и под нос сунулась ладошка с надкушенным куском истекающего соком мяса.
— Сабачка, — девчоночьим голосом сказал детеныш, — грустная. На мяска.
Ифенху ошалело поднял голову и уставился на ребенка. На него с круглого личика смотрели доверчиво распахнутые голубые глазенки. Она походила на шарик в объемистой шубке и пушистом платке. Снятые варежки болтались на пришитых к рукавам шнурках.
— На, — повторило это пугающе-непонятное существо. — Вкусно мяско!
И прежде, чем Волк успел сказать себе «нет», угощение исчезло с детской ладони, тут же провалившись в отчаянно взвывший желудок. Ваэрден готов был со стыда сгореть, а она звонко засмеялась и погладила его между ушами.
— А сабачка ест! — выкрикнула она и убежала к кострам. Тут же, как по команде, налетела прочая ребятня и наперебой стала предлагать «сабачке» обгрызенные ломти жаркого, словно соревнуясь, кто больше скормит. Тут уже отказываться не было никакой возможности — маленькие руки трепали и гладили его, как большую игрушку, подсовывали аппетитно пахнущую еду. Дети, словно забыв, что перед ними оборотень, облепили его со всех сторон, трепали за уши и даже — позор! — перевернули на бок и вздумали почесать живот! Волк пытался отбиваться от них, не пуская в ход зубы и когти, но тщетно. Детенышей было слишком много, а мясо оказалось слишком вкусным.