Бешеный волк
Шрифт:
— Надеюсь, не бешенство? — спросил он.
— Нет, — покачал головой Змей. — Инквизиция.
Мужик выдохнул с отчетливым облегчением и посторонился, махнув столпившимся за его спиной селянам, чтобы дали дорогу пришлым. Под охи и ахи местных женщин измученный отряд начал втягиваться в ворота и расползаться по деревне — кумушки тут же уводили женщин с детьми по домам, мужчины переглядывались, присматривались друг к другу. Только стая не подпускала никого к дрогам, на которых лежал вожак.
— Повезло вам. Бабка Тагира нынче дома, в чащобу не ушла. Появился у нас тут
— Бешеный? — нахмурился Змей. — Давно?
— Да по осени еще, — махнул рукой староста. — Видать, орденцы не уследили — на нем ошейник с обрывком цепи болтался.
— Так как же он сбежал, если был в ошейнике? — удивленно приподнял ухо Змей.
— А алден его знает… Говорю ж — ведьма наша его остановила, мы только добили. А то мало того, что скот резал, так еще волколаков наплодил бы.
Помянутая бабка уже семенила к ним — высушенная, согнутая, как ветка омелы, закутанная в непонятного цвета меха. За ней по снегу волочилась пара лисьих хвостов. Тореайдр заранее сморщился, ожидая, что в нос шибанет запахом старости, но почуял только сильный запах грозы.
Зимой?!
Тагира уставилась на него жутковатыми глазами цвета воды, прозрачно-переливчатыми, то серыми, то выцветше-голубыми, то отдающими зеленью.
— Стало быть, выбрался из болота? — спросила она странно звучным для такого возраста голосом. — Стало быть, зверя ко мне привез?
— Да, госпожа, — почтительного полушепота Змей сам от себя не ожидал. А вот селяне даже не удивились — для них преклонение перед этой женщиной было в порядке вещей. — Там, на дрогах.
Она вызывала нутряной, звериный страх, поселившийся холодным комом где-то в животе. Совершенно отчетливо веяло от тщедушного тела силой, которая не уступила бы и магистерской. Впервые в жизни старому Темному хотелось бежать подальше от хрупкой карги. А ведь он мог бы сломать ей шею одной рукой, просто сжав пальцы…
— Дык, чего стоишь — неси за мной, — Тагира развернулась и все так же мелко посеменила через деревню, ожидая, что патриарх ей подчинится. — Девка, что с ним, тоже пусть идет…
Тореайдру оставалось только подчиниться.
Почерневший от времени дом ведьмы пропах травами и зверьем. Низкий и темный, но еще крепкий, он стоял возле самого частокола, глядя на деревню подслеповатыми оконцами, затянутыми бычьим пузырем. Рейн не приглядывалась к внутреннему убранству — хватило беглого взгляда по сторонам, чтобы не натыкаться на мебель в полумраке.
— Раздевайся, — деловито бросила ей бабка, до нитки стягивая одежду с Волка. Распластанное на шкуре на полу тело в багровом свечении очага до жути напоминало труп.
— То есть как? — опешила ифенхи. — Зачем?
— Любить его будешь, девка, — отрезала старуха. — А иначе дурной Смерти достанется.
«Она что, совсем рехнулась?» — изумленно подумал Рейн. «Бред, безумие какое-то!»
Ваэрден очнулся впервые за долгое время и испуганно рыскал глазами по сторонам. В зрачках светилась дикая, неестественная злоба пополам со страхом, тело дергалось, как марионеточное,
— Я пробовала — он не желает меня, — попыталась отговориться она.
— Чушь! — фыркнула ведьма. — Ты желанна мужчинам, уж я-то вижу. Не желает он или порча, что на нем? Раздевайся.
— Не надо, — прошептал Волк. Неживые, черные глаза его постепенно наполнялись ужасом. — Не надо!
Ифенхи стала было одеваться обратно — ей совсем не хотелось насилия над перепуганным мужчиной, — но знахарка остановила ее повелительным жестом.
— А тебя, милый, не спрашивают, — быстро, как паук, Тагира перебегала по дому туда-сюда — достала черные свечи числом девять, наполнила какую-то плошку водой, окунула в нее палец; Тьма разлилась по поверхности, замерцала фиолетовыми искорками. — Ты раздевайся, раздевайся, — кивнула она женщине. — Лечить его надо. Иначе совсем разум потеряет.
«Слишком правильная для деревенской старухи речь…» — мелькнула мысль и тут же сбежала, растворившись в загустевшем душном воздухе. Полушубок, мужской кафтан, рубашка, штаны, сапоги — все отправилось в угол. Лемпайрейн подошла и тихо опустилась на шкуру рядом с Ваэрденом, почувствовав боком паническую судорогу холодного тела.
— Готовый к служению да отринет страхи, — низко прогудела Тагира, зажигая и расставляя вокруг шкуры свечи. Последнюю она закрепила в изголовье, чуть ближе остальных и осталась внутри круга.
Рейн словно накрыло дремой — она не успела ни возразить, ни помешать, когда заготовленное полотенце стянуло Волку руки за спиной. С неожиданной силой обняв его одной рукой, второй ведьма стала чертить на лице и теле знаки Жизни и Смерти, обмакивая палец в напоенную Изначальной Силой воду.
— Смерть дурная владеет, Смерть истинная вокруг ходит, Огонь палит, Время следит. Свет-Солнце с высоты смотрит… Жизнь поджидает, Вода, Воздух да Земля себя не знают. Дух иссяк, а где его родник, известно так… Всему Ось, всему Закон, великого Равновесия искон. Тьму на плечах держит, Колесу служит… А и быть так, коли сам себе не враг…
Касаться заледеневшего, судорожно сжатого тела без страсти, без желания принадлежать — это было выше ее сил. Она ощущала себя кем-то вроде предательницы, мучительницы, даже хуже. Но не подчиниться ведьме с прозрачными глазами не было сил. Даже отец, и тот беспрекословно ее послушался… Вздохнув, ифенхи опустилась Волку на бедра, прижалась крепче — и позволила монотонному гудению низкого голоса вести себя. Бабка то выла, то визгливо вскрикивала, кому-то что-то приказывала. Рейн не вслушивалась. Ей казалось, что вокруг сгущается мрак Бездны, которым обычно пугают детей. Даже не мрак — непонятная серая хмарь, тянувшая к ней десятки тощих рук. Мерещились какие-то твари. Хотелось удрать, визжа от ужаса, но она не смела прерывать действо и оставить Ваэрдена им. Ласка превратилась в безумную попытку защитить от этой опасности, не имевшей имени, ясность рассудка исчезла. Остался только раскаленный лавовый поток разбуженных ведьмой сил между телами и Волков полупридушенный не то крик, не то вой…