Бесконечное движение к свету
Шрифт:
Все войны на Земле начинали богачи-эксплуататоры, но воевали и гибли бедные люди, простой народ, пролетариат. Если равенство и справедливость не входят в компетенцию Бога, то люди должны сами создать это равенство. Только тогда зачем им уже Бог?
– А если весь смысл человеческой жизни заключается как раз в том, что бы создать в себе эти благородные качества?
– Ну, и где же здесь благородство Бога? Зачем ему поклоняться?
– В благодарность…. Потому что Бог создал человека, помогает ему, наставляет его, защищает. Надо только верить, а иначе как помочь человеку, если он в
– Вот скажи, Пантелей, у того «святоши» разве мало было веры? Что же его никто не спас и не защитил? Почему не отсохла твоя рука, нажимавшая на спусковой курок, а свинец не превратился в невесомых мотыльков?
– Значит, Бог так решил. Священники, ведь, обычные люди. Просто на них лежит больше ответственности, потому что они взяли на себя миссию нести в народ слово Божье.
– Ну, вот я посмотрю, как тебе поможет твой Бог. Ты хотел правды? Вот тебе правда – сдохнешь… Сдохнешь по-любому. Ты уже кровью харкаешь, глаза красные, как у кролика. И ждать осталось не долго…
– Это, конечно, тоже Богу решать. Только… а знаешь, Кузьма, мы ведь делаем всё не правильно. Это мне только сейчас пришло в голову…. Нам теперь надо говорить с местными. Сейчас война, в деревнях мужчин мало. Вся тяжелая работа на женщинах. Если бы какая-нибудь старуха нас забрала как родственников… Кто здесь будет проверять? Документов ни у кого нет. Мы бы отработали, осмотрелись, прикинуть что к чему. Или можно договориться и пристроится к тем кто выезжает? За выезжающими охранники, по-моему, уже и не смотрят.
– Это рискованно: в охране-то, в основном, местные. Дня два назад я видел как пьяные охранники-полицаи пристали к парню. «Партизан?! Партизан?! – кричали они – Признавайся, что партизан!». Пантелей, я ведь по большому счёту, человек не сентиментальный. Но мне искренне жаль было того парнишку, честное слово. Он кричал, плакал, божился, клялся, а они ему всё одно – «Партизан…». Поставили к стенке, начали стрелять. Мимо, конечно, всё шутки ради, просто забавлялись, со стороны даже было понятно. Но он-то всё воспринимал всерьёз. Обделался весь, слёзы, слюни, сопли, а им смешно. А эти тоже… европейская цивилизованная нация…. Повыходили, ржут, зубы скалят. Самих бы так поставить к стенке под пулемёт. Ох, как бы они у меня ползали. Я бы их заставил собственное дерьмо жрать! Это я всё к чему говорю – им ведь, охранникам, только дай повод. Если проколемся, они уж над нами поиздеваются!
– А у нас есть выбор?
– Может, всё-таки, лучше бежать?
– Беглых расстреливают на месте. И это в лучшем случае. А если тебя начнут допрашивать, ты всё им скажешь. Они умеют допрашивать и ты это знаешь. Слышь, Кузьма, а вон, рядом с тобой мужик лежит. Спроси-ка, откуда он…
– Мужик, а мужик? Слушай, по-моему, он помер…. Эй, ты, мужик!
Вдруг Андрея кто-то сильно толкнул в бок. От неожиданности он резко открыл глаза. Сильный, мощный поток ослепительно белого света, ворвался в его через поднятые веки и, казалось, сначала подхватил, закружил тело в световом вихре, потом бросил в плотное облоко белого тумана, где он медленно поплыл и словно растворился в невесомости, становясь частью этого облака.
Вдруг из этой белизны начал проявляться какой-то смутный силуэт
Она сидела на облаке, вытянув вперёд ноги, сцепив ладони на коленях и, глядя Андрею в глаза, слегка улыбалась. Это был открытый, добрый взгляд и искренняя улыбка.
«Здесь что-то не так» – подумал Андрей и зачем-то обернулся. И только обернувшись он заметил, что опять находиться в чьём-то теле. Однако на этот раз он не был жёстко прикреплён к нему, а находился словно в скафандре, где можно было свободно пошевелиться и из даже попросту выйти наружу. Чем он незамедлительно и воспользовался.
Эльза действительно смотрела на него, только на другого, на старшего Андрея, в звании капитана. Они оба были одеты в ту же одежду, в какой погибли, с той лишь разницей, что теперь она была целой и чистой, без пятен крови и следов от пуль. Андрей старший что-то увлечённо рассказывал, жестикулируя при этом руками, а девушка его внимательно слушала, иногда, чуть кивая головой.
«Он же ничего не знает…» – неожиданно мелькнула мысль у Андрея младшего и он завертел головой, глядя то на девушку, то на себя.
– Э, она ж тебя убила… – несмело произнёс он, обращаясь к себе. Но Андрей старший, как и раньше, не видел и не слышал его. И только теперь Андрей младший заметил, что на этот раз, и он не слышит себя старшего. Тогда он сделал шаг и расположился между Эльзой и собой. Обращаясь лицом к себе, он снова, на этот раз громко, повторил – «Она тебя убила!».
Всё было тщетно: они его не видели, не слышали и как следствие, никак не реагировали.
Между тем всё вокруг непонятным образом начала меняться: то ли Андрей старший и Эльза стали подниматься, то ли Андрей младший – опускаться. В общем, они отдалялись друг от друга по вертикали.
Спустя какое-то время Андрей младший заметил, что они находятся в облаке, которое имеет идеально круглую форму. И таких облаков вокруг великое множество. Они плавно поднимались, сливаясь в общую, совершенно белую массу.
Андрей, хотя и потерял себя из виду, но зачем-то продолжал смотреть на поднимающиеся и удаляющиеся шары. Потом он, сложил ладони рупором, крикнул со всей силы – «Она тебя убила!».
– Ну, а кричать-то зачем? – вдруг послышался сбоку грубый мужской голос.
Андрей резко повернулся и увидел перед собой мужчину лет сорока, худощавого и высокого. У него были чёрные курчавые волосы, торчащие во все стороны, такая же чёрная и курчавая, плешивая борода. Его уставший взгляд выражал полное безразличие ко всему происходящему.
– Она его убила… – растерянно повторил Андрей глядя на незнакомца.
– Ну и что? – равнодушно спросил тот.
– Как что? – Андрей бросил короткий взгляд вверх – Они разговаривают….
– Они разговаривают уже тысячу лет – проговорил мужчина.
– Тысячу лет? – удивился Андрей.
– Может две…. А может десять – мужчина посмотрел вверх и добавил – Какая уже разница?
– А куда они… это… направляются?…
– Не знаю. Может в рай…
– Какой рай?! Она его убила! Она грешница!