Бесконечность любви, бесконечность печали
Шрифт:
– Семья в стадии развода, - развела руками Ольга Михайловна.
– При этом огромное желание стать матерью.
Начмед взяла паузу. Похоже, обдумывала ситуацию. На душе у Ольги Михайловны отлегло: кажется, сменила гнев на милость.
– И кто отец ребенка?
– вдруг спросила она и снова нахмурилась.
– Отец ребенка знает о беременности?
– Ну... понимаете...
– доктор даже растерялась от неожиданного вопроса.
– Я посчитала неуместным уточнять такие подробности. Главное - сохранить
– Н-да... Нравы. Стоит ли удивляться... Снова пойдет строчить пасквили в свою газетенку?
– язвительно хмыкнула начмед.
– Зачем вы так? Екатерина Проскурина - известная журналистка, с именем. Ее знают и уважают. Читатели любят. Но на сегодняшний день самое важное для нее - ребенок.
– Ребенок... Как же! Для таких, как она, нет ничего святого, - не скрывая презрения, фыркнула Валерия Петровна.
– И беременеют непонятно от кого. Уж лучше бы сразу шли в проститутки, совместили первую древнейшую профессию со второй. Как лить грязь в статейках о медицине - так пожалуйста! Это мы умеем, это мы с радостью. А чуть что случилось - сразу к докторам: караул, помогите! Вы, Ольга Михайловна, лучше бы подумали о своей репутации. Не зря говорят: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
Огородникова подняла удивленный взгляд на начальницу. Какой бы стервой ни была Лежнивец, прежде она не позволяла себе давать вслух личностных оценок. А здесь, как ни крути, перед ней коллега. Пусть и ниже рангом. В этом деле явно замешано что-то личное. Конечно же, причина не в импортных препаратах. Нечто более важное выбило ее из равновесия.
«Да пошла ты!
– разозлилась Ольга.
– Я должна тебя спрашивать, с кем дружить, а с кем нет? Сама больше года обхаживает любовницу важного чинуши, устраивает ее периодически в наше отделение. А уж какие лекарства ей назначает! Да сколько можно терпеть! Ни выходных, ни проходных. Две недели отпуска просила - дала одну. Вторую - даже за свой счет!
– не подписала. Мол, работать некому. Конечно, некому за копеечную зарплату и при таком руководстве! Вот дотяну до декрета - а дальше, пожалуйста, уж как-нибудь без меня!»
– Простите, но решать, с кем мне дружить, не входит в круг обязанностей начмеда!
– заявила она с вызовом.
– Лично я горжусь дружбой с Проскуриной.
– Ну что ж...
– угрожающе зашипела Лежнивец.
– В таком случае вынуждена напомнить вам, что входит в круг моих обязанностей. Скоро в больницу придет проверка, которая непременно обнаружит вопиющий случай расходования государственных средств! Поэтому объявляю вам выговор, так как считаю назначение их необоснованным. Это первое. Второе. На время разбирательства отстраняю вас от работы в отделении и перевожу в приемный покой.
– В таком случае я опротестую ваш приказ, -поднялась со стула Огородникова.
– А заодно попрошу комиссию взглянуть на еще одну историю болезни и сравнить листы назначений. Вы знаете, о ком я. Или любовница высокопоставленного чиновника заслуживает большего, чем известная журналистка? И гнева вашего я не боюсь, мне терять нечего, - гордо подняла она голову.
– А работу свою выполняла и буду выполнять так, как считаю нужным. Еще вопросы будут?
–
– от негодования Лежнивец едва не задохнулась.
– Историю заберите!
«Вот сволочь!
– покинув кабинет, негодовала в душе и Ольга.
– Совсем совесть потеряла! Да все знают, через чей кабинет оформляются в больницу блатные!.. И все-таки почему она прицепилась именно к Проскуриной? Журналистику почем зря поносила... Надо разобраться. Не иначе, у нее к Кате что-то личное. Может, упоминала ее в статьях? Надо спросить...» - открыла она дверь ординаторской.
– Ольга Михайловна?
– встретила ее завотделением.
– Хорошо, быстро вернулись. Срочно в операционную. Внематочная.
– Не могу, только что начмед отстранила меня от работы, - буркнула Огородникова.
– Это мы еще посмотрим!
– бросив на нее внимательный взгляд, усмехнулась заведующая.
– После расскажете. А сейчас идем в операционную.
Вздохнув, Огородникова положила историю болезни Проскуриной на стол и отправилась следом...
5
Лежнивец долго не могла успокоиться. Внутри все кипело, клокотало, захлестывало яростью.
«Да что она себе позволяет?! Да кто она такая?! Да я сотру ее в порошок, раздавлю, как букашку! Сволочи, весь день испакостили! Сначала Ладышев, затем проверка, теперь эта парочка! Как эта Проскурина посмела лечь в больницу? Мою больницу!
– истерика набирала обороты.
– Вышвырну в три шеи! И Огородникову следом! Не дойдет до их мозгов, кто здесь хозяин, все отделение разгоню! Надо бы взглянуть на эту журналистку. Жаль, тихий час, - раздувая ноздри, Валерия Петровна скосила глаза на часы.
– Ладно, отложим на завтра. А сейчас успокоимся и подумаем, что день грядущий нам еще готовит. Ладышев, гаденыш, так и не позвонил!.. Бегай, бегай, обижайся. Все равно будет так, как я хочу»,
– самоуверенно усмехнулась она.
...В сравнении с вечно занятым и куда-то спешащим Петром (то его внизу ждала машина, то он опаздывал на совещание, то торопился отвезти жену на процедуры) Вадим имел уйму преимуществ. Молодой, для него ничего не стоило в любой момент перекроить распорядок дня, отложить дела, встречи с друзьями, только бы лишнюю минутку побыть рядом с любимой. Готов носить ее на руках, до утра целовать, согревать нежностью! Такой большой, теплый, мохнатый пингвиненок, как окрестила она его про себя.
Ни с чем подобным прежде Валерия не сталкивалась и поначалу даже растерялась. А потом впервые в жизни, не играя, стала отвечать ему тем же. Оказывается, можно быть счастливой, если даришь счастье другому человеку! Ей не хотелось расставаться с Вадимом, не хотелось выбираться из его кровати, покидать его квартиру. Но...
В любую минуту в общежитие мог нагрянуть Лежнивец. Потому приходилось возвращаться в холодную комнату, ложиться спать в постылую постель и время от времени заниматься сексом с человеком, и раньше не сильно приятным, а уж сейчас - тем более. Но и потерять его Лера не могла себе позволить. Во всяком случае, пока не определится с Кореневым.