Бесконечность
Шрифт:
Он спрятал свою злость подальше и решил не произносить ничего, что могло ранить ее чувства.
К сожалению, его мама не дала ему передышку.
— Нечего дуться на меня, мальчишка. Меня тошнит от этого твоего выражения лица. Скажи мне, почему ты набросился на того ребенка. Сейчас же.
Ник плотно сжал свои зубы.
— Ответь мне, Ник, или я отшлепаю тебя, несмотря на твой возраст.
Он не должен был закатывать глаза на ее смешные угрозы. Даже в четырнадцать он был выше своей крошечной матери на целую голову и он весил на сорок фунтов больше, чем она.
«И ради чего ты поставил под угрозу свое будущее? О чем ты думал? Он над тобой смеялся. И что? Поверь мне, это не самое худшее, что случается в жизни. Тебе пора повзролслеть, Ники, и перестать вести себя как ребенок. Только оттого, что кто-то над тобой насмехается, нет повода драться. Понял?»
Нет. Он всегда терпел нападки на себя лично. Но не мог сдержаться, когда обижали его маму. И не должен был. «Прости меня».
Она пригрозила ему рукой.
— Вот не надо этого. Тебе не жаль. Я вижу это по твоим глазам. Ты так разочаровал меня. Я думала, что учила тебя не этому, но очевидно, ты решил вырасти и стать преступником, как твой папочка, несмотря на то, что я старалась воспитать тебя правильно. А теперь отправляйся в свою комнату, пока я не «переварю» это. Ты остаешься там до конца дня.
— Я должен работать после обеда. Мне необходимо помочь г-же Лизе перенести ее товар обратно в подсобку.
Она проворчала.
— Хорошо. Ты можешь идти, но затем сразу домой. Ты слышишь меня? Я не хочу, чтобы ты тратил время на тех хулиганов, которых ты называешь своими друзьями.
— Да, мама. Ник пошел в свою «комнату» и задернул одеяло, закрывая ее. Надоело все это, он сел на старый, комковатый матрас и прислонился головой к стене, отсюда он видел часть потолка, который был выцвевший и шелушащийся.
А затем он услышал это…
Звук маминых рыданий, которые были слышны из-за стены в ванной. Боже, как он ненавидел этот звук.
— Прости, мам, — прошептал он, желая придушить Стоуна на месте.
Однажды… В один прекрасный день он уедет из этой дыры. Даже если ему понадобиться убить кого-нибуть для этого.
Было девять, когда Ник вышел из магазина Лизы. Он уже забрал свои задания у Брианны в ее огромном особняке по пути на работу. Потом он вкалывал пять часов для того чтобы он смог вложить эти деньги в свой «университетский фонд».
Лиза заперла дверь в магазин, пока он стоял рядом с ней, заслоняя ее от любого, кто мог наблюдать за ними.
— Спокойной ночи, Ники. Спасибо за помощь.
— Спокойной, Лиза.
Он подождал, пока она в целости и сохранности села в свою машину, прежде чем отправиться вниз по Роял-стрит, по направлению к Площади. Ближайшая трамвайная остановка была сразу после Джексон Бревери. Но если он он все равно будет на Площади, он хотел повидать маму и извиниться за свое исключение из школы.
Она сказала тебе идти сразу домой…
Да, но он заставил ее плакать, а он ненавидел себя всякий раз когда делал это. К кроме того, дома было действительно одиноко, когда он оставался там один на всю ночь. У них не было телевизора или чего-нибудь подобного.
И он столько
Возможно, если бы он извинился, она позволила бы ему проторчать в клубе весь вечер.
И вот, вместо того, чтобы повернуть направо, он пошел налево, в направлении клуба на Бурбон-Стрит. Приглушенные звуки джаза и зайдеко, доносившиеся из магазинов и ресторанов, действовали на него умиротворяюще. Прогуливаясь с полузакрытыми глазами, он вдохнул сладкий аромат бамии и корицы, когда проходил мимо кафе Понтальба. В животе урчало. С тех пор, что он не был в школе, его завтрак состоял чаще всего из порошковой яичницы с беконом, и он еще не обедал, а это было бы опять что-то из опостылевших яиц.
Не желая думать об этом, он спустился вниз по узкому переулку к задней двери клуба и постучал.
Джон Шартье, один из огромных и крепких громил, которые присматривают за танцовщицами, открыл дверь свирепо насупившись, до тех пока не увидел Ника. Широкая улыбка расцвела на его лице.
— Здорово, приятель. Ты здесь, чтобы увидеть маму?
— Ага, она уже на сцене?
— Неа, у нее есть ещё несколько минут.
Он отошел в сторону так, чтобы Ник мог пройти по темного заднему коридору в зеленую комнату.
Он задержался у двери в комнату, где танцовщицы переодевались и отдыхали между выступлениями, и постучал.
Отозвалась Тифани. Сногсшибательная, она была высокой блондинкой… из одежды на ней были только в стринги и кружевной топ.
Даже с учетом того, что он вырос в окружении женщин, одетых подобным образом и привык к этому зрелищу, его лицо стало пунцовым, и он опустил взгляд на пол. Это все равно, что увидеть голой свою сестру.
Тиффани улыбнулась, обхватив его подбородок.
— Шерис? Это твой Ники.
Она ласково сжала его подбородок.
— Ты такой миленький, когда стараешься не смотреть на нас подобным образом. Я сразу узнала тебя, когда ты только постучал. Никто больше не ведет себя так славно. Всё, что я могу сказать это то, что твоя мама тебя хорошо воспитала.
Ник пробормотал «спасибо», проходя мимо нее и направился к тому месту, где обычно мама переодевалась. Он смотрел в пол до тех пор, пока не убедился в том, что его мама прикрыла себя розовым купальным халатом.
Но когда он поймал ее разъяренный взгляд в обшарпанном зеркале, перед которым она делала макияж, его желудок скрутило. Сегодня вечером на ее лице не было ни капли прощения.
— Я думала, что сказала тебе отправляться прямо домой.
— Я хотел ещё раз сказать о том, что я виноват.
Она отложила кисточку для туши.
— Нет, ты не этого хотел. Ты хотел попытаться уговорить меня, чтобы я сняла с тебя наказание. Я не собираюсь этого делать, Николас Амброзиус Готье. И твое лицемерное извинение не изменяет тот факт, что ты знал это. Ты должен научиться думать прежде, чем действовать. Эта твоя черта характера однажды вовлечет тебя в серьезные неприятности. Как это произошло с твоим папочкой. А теперь отправляйся домой и обдумай то, что ты натворил и сколь неправильным это было.