Бесконечный дом
Шрифт:
– Вы знаете, где он?
– Майк двинулся на них, надул грудь и указал твердым пальцем. - Вам лучше сказать, ублюдки. Где он?
Близнецы смотрели друг на друга, шептались и смеялись.
Клокочущий гнев наполнил Майка, и он зарычал, как бешеный питбуль. Он пересек комнату, схватил мальчика за горло и поднял его в воздух. Мальчик ничего не весил, болтался в руках Майка, как пустой мешок. Девочка захохотала, залезла под брата с открытым ртом, чтобы поймать бледный шевелящийся дождь.
Майк не обращал внимания на те личинки, что ползали ему по руке. Не обращал внимания на мух, которые
– Скажи мне, где он, пока я не сломал твою гребаную шею, мелкий придурок.
– Мне не терпится поиграть с нашим новым братом. У нас никогда не может быть слишком много друзей по играм, - сказал мальчик.
Он широко улыбнулся. Личинки, вытолкнувшиеся из места, где его зубы соприкасались с деснами, питались застывшим там зубным камнем.
Майк вздрогнул, почувствовав, как крошечные норы впиваются в его руку; они продолжали выпадать из мальчика, проливаясь на его сестру, которая жевала и глотала, жевала и глотала.
– Тогда пошли вы на хуй!
Майк оскалил зубы. Его пальцы впились в горло мальчика, как будто это было жареное мясо. Плоть с легкостью отделилась, и из нее вылилась лавина личинок. Мальчик не переставал улыбаться, даже не вздрагивал, поскольку его шея была разорвана пальцами Майка в клочья. Девочка захихикала, хватая пригоршни личинок, как леденцы из ужасной пиньяты.
Вздохнув, Майк отшвырнул мальчика и провел ногтями по собственным рукам, чтобы избавиться от бледных трясущихся тел.
Что за херня,– подумал он.
– Что это за хрень?
Чистое зло. Теперь ты в доме Дьявола. Это его дети, и теперь твой брат - один из них.
– Нет!!!
Девочка оседлала своего брата и начала сосать рваную рану на шее. Майк начал задыхаться от звука хрустящего мяса личинки. Мальчик улыбнулся ему улыбкой, полной искрящегося восторга.
Даже когда девочка пировала, Майк видел, как обезумевшие личинки залечивают рану своей кровью.
Майк подошел к двери, расталкивая плюшевых мишек и плюшевых кроликов.
– Теперь мы семья, - сказали близнецы, их голоса слились в один демонический звук.
Что-то плескалось на спине Майка, казалось, будто его ударил гравий. Другая волна ударила его, заскользила по его шее, и когда он почувствовал щекочущее ощущение движения, он хлопнул по рубашке, царапая спину, шею и голову.
Близнецы стояли лицом к Майку и бросали ему пригоршни. Они посыпали его живым конфетти, которое скользило в такие места, куда он не мог добраться.
– Hа хуй вас!- Майк танцевал на месте, не желая, чтобы еще одна кожаная капсула коснулась его обнаженной кожи.
Ты никогда не избежишь этого. Теперь ты принадлежишь Дьяволу.
Близнецы взялись за руки и кружились, прыгали и пели.
– Запертые внутри Бесконечного Дома, мы будем здесь навсегда. Если ты хочешь быть одним из нас, тебе нужно только
Майк узнал мелодию - "Во поле берёзка стояла". Личинки накапливались у их ног, когда они вращались, превращаясь в молочную пасту, когда они давили их босыми ногами.
– Мухи не пропускают время, личинки - наши братья. Мы никогда не постареем, мы никогда не умрем, мы никогда не увидим наших матерей.
Майк прыгнул обратно в холл; уровень "реки" поднялся, теперь до его голеней; двери казались выше, потолок выше. Он захлопнул дверь, вытер слезы и пот с лица рукой.
– Джеймс!
– eго голос дрогнул.
Он oперся головой о дверь, мухи заползали в его волосы, жужжали, а он плакал. Он плакал сильнее, чем когда-либо прежде. Он попытался собраться, но от этого только заплакал.
Ты убил его. Вы оба мертвы.
– Заткнитесь. Пожалуйста, заткнитесь.
Майк хмыкнул и подавил панику, подавившись давлением, раздувающимся в груди при мысли, что он никогда больше не увидит своего брата, никогда больше не увидит дневной свет.
А потом он убежал. Он кричал на ходу, пробираясь сквозь увеличивающуюся толщу; зигзагообразные насекомые врезались ему в лицо. Он видел лица, выглядывающие из дверей, но не смотрел им в глаза, просто продолжал бежать. Детский крик и детский смех обрушились на него со всех сторон, и он продвигался вперед и вперед, доводя себя до предела своего тела. У него болели ноги, угрожали заблокировать, обмякнуть; его легкие горели, а живот сводил судорогами.
И как раз тогда, когда он уже не думал, что сможет больше бежать, когда он думал, что упадет, погрузится в поток и он поглотит его, он обнаружил себя в том, что, казалось, было концом коридора. Он был прямо перед ним, высокий и такой же черный, как бездна; и там были двойные двери. Слева и справа от него, насколько хватал глаз, тянулись пустые коридоры, но там не было дверей, как будто голые стены ждали новых жильцов.
Ему показалось, что он слышит плач со своей стороны из двойных дверей. Он представил Джеймса на другой стороне, царапающего дерево и взывающего к брату, чтобы тот спас его.
– Джеймс? Это... это ты?
Его голос прозвучал писклявым, горло пересохло. Ответа не было. Прижав ухо к двери, он услышал слабый детский плач.
Стиснув зубы и глубоко дыша через ноздри, Майк толкнул дверь.
Стены, пол и потолок ожили. Но не от мух или личинок.
Фотографии. На стенах и полу мерцали изображения, похожие на крошечные телевизионные экраны, и на каждой фотографии отображались свои ужасы. Плач и хныканье детей плыли по комнате, как туман.
Майк сосредоточился на одной фотографии и наблюдал, как разыгрывается сцена. Мальчик лет девяти сидел на деревянном полу без рубашки. С точки зрения фотографии, мальчик повернулся к Майку, вытер лицо тыльной стороной руки, но не переставал плакать. Тень росла от пола, пока не накрыла мальчика, как одеяло, отбрасывая на стену форму большого человека. Когда мужчина шагнул вперед, мальчик попятился назад, пока его затылок не ударился о стену позади него. На мужчине были только полосатые боксеры, и, сделав еще шаг, он выскользнул из них.