Бесконечный коридор
Шрифт:
– Когда... её похоронят?
– В понедельник.
Дженни высвободила руки и, повернувшись, медленно зашагала к двери.
– Я хочу как можно быстрее начать работать, - проронила она.
И вновь Полу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не совершить непоправимую ошибку. И все же он не удержался и сказал:
– Если хочешь, Джинни, то здесь тебя уже давно дожидается работа.
Она остановилась, но ответила через плечо:
– Спасибо, Пол.
Он спросил с колотящимся сердцем:
– Как ты относишься к тому, чтобы устроиться на нее? За домом присматривать и... за нами?
–
И снова Пол не удержался, чтобы не спросить:
– А потом? Может быть - позже?
– Не думаю, Пол. Вряд ли. Только не упрашивай меня сейчас, ладно? Мне слишком плохо...
Когда Пол, вновь приблизившись к ней, снова взял её за руку, Дженни подняла на него покрасневшие, заплаканные глаза, и он вдруг увидел в них невыразимые горе и муку, накопившиеся в её исстрадавшейся душе за все эти годы. Дженни казалось, что всю жизнь она мечтала о том, чтобы этот прекрасный огромный мужчина ответил на её любовь. Ей постоянно приходилось вести мучительную неравную борьбу, укрощая свои ревность и зависть к Бетт. Она думала, что стоило Полу лишь раз взглянуть на неё своими нежными глазами, хоть раз поцеловать и приласкать её, и она была бы счастлива до последнего вздоха. И вот теперь он стоял перед ней, предлагая ей все то, о чем она даже не смела мечтать, а она... не могла принять его предложение. И, наверное, никогда не сможет. Ведь он не знал, не мог знать, что она, как и Лорна, втайне проклинала Бетт, искренне желая ей провалиться сквозь землю.
– Хорошо, Джинни, - кивнул Пол.
– Я прекрасно понимаю, что тебе нужно отдохнуть, и не стану сейчас тебя уговаривать. Ты должна решить сама. Но я хочу, чтобы ты знала - мы с Лорной всегда тебя ждем.
Дженни нагнула голову и быстро вышла в холл. Внезапно Пол услышал, что из кухни доносятся какие-то звуки. Мэгги вернулась.
Вдруг широко улыбнувшись, Пол выскочил в холл следом за Дженни. Та в испуге обернулась.
– Мэгги вернулась, - радостно возвестил Пол, беря её за руку и увлекая к кухне.
– Пойдем поболтаем с ней. Ее устами глаголет народная мудрость. Пойдем послушаем, что она скажет. Хорошо, Джинни?
С трудом, словно в тумане, различая его лицо, Дженни вдруг подумала, что в эту минуту Пол напоминает мальчишку, легкомысленного и бесшабашного, но удивительно доброго.
Часть 5.МЭГГИ
Мэгги уже много лет не была в Ньюкасле, поэтому, сойдя с поезда и очутившись на новой привокзальной площади, поначалу подрастерялась. Однако затем, взяв себя в руки, рассудила, что Нортумберленд-стрит сгинуть с лица Земли никак не могла, да и церковь Святого Клемента навряд ли куда перепорхнула. Узнав, какой автобус довезет её до церкви, она всю дорогу изумлялась бесчисленным переменам, в то же время отмечая про себя, что тут и там не мешало бы кое-что подновить.
Сойдя с автобуса на знакомой улице, Мэгги заковыляла к церкви. Старинная решетка ограды местами проржавела, да и кучи мусора совсем её не украшали; церковь располагалась в бедном квартале и прихожане достатком не отличались, однако кто-то все-таки должен был бы позаботиться о порядке, подумала Мэгги. Прежде по четвергам вечером священник исповедывал верующих, и Мэгги всю дорогу молилась, чтобы этот порядок сохранился до сих пор - в противном случае вышло бы так, что всю эту нелегкую
Войдя в церковь, она сразу очутилась в полумраке, но уже в следующую минуту, присмотревшись, разглядела на скамьях перед исповедальней нескольких людей и поблагодарила Бога. Затем приблизилась к исповедальне и осторожно опустившись на деревянную скамеечку для коленопреклонения, приготовилась к исповеди.
К тому времени, как подошла её очередь, за ней уже поджидали ещё восемь человек, и Мэгги ещё раз вознесла Господу хвалу.
Войдя в исповедальную кабинку, она ощупью разыскала скамеечку и подлокотник, а, опустившись на колени, подняла глаза и разглядела очертания руки священника, обхватившей мясистый подбородок. Остальные части его фигуры скрывались в тени, которую отбрасывала одинокая свечка.
– Отец мой, я хочу исповедаться, - начала Мэгги. Она и сама не знала, почему заменила этими словами обычное обращение: "Смиренно молю вас о прощении, отец мой, ибо я согрешила".
– Исповедуйся, дитя мое, - ответил священник.
Да, ну и дитя, подумала Мэгги. Как ласкали слух эти почти забытые слова. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз их слышала.
– Исповедуйся, дитя мое.
И она заговорила:
– Я уже много лет не была в церкви, отец мой.
– А когда ты в последний раз причащалась на Пасху?
– О...
– Мэгги осеклась, чуть не сказав "черт возьми!".
– Очень давно, отец мой, даже припомнить не могу.
– Десять лет назад? Двадцать?
– Нет, я пару раз за это время приходила, но клянусь, что за всю жизнь прежде и мухи не обидела, вплоть до самых последних дней. Язык-то у меня резковатый, есть грех, но заповеди я чту, честное слово.
Мэгги замолчала, а священник терпеливо ждал. Однако, чувствуя, что продолжать каяться грешница не собирается, спросил шепотом:
– А недавно ты обидела кого-то?
– Да, отец мой, не то слово. Очень обидела. По правде говоря, я женщину насмерть отравила.
Она увидела, как вздрогнул палец священника, затем его голос зашептал, ещё тише:
– Ты хочешь сказать, что совершила убийство?
– Можно сказать, что да, отец, хотя я к этому иначе отношусь. Я просто не могла поступить иначе. Я была вынуждена.
– Никого нельзя вынудить совершить убийство, дочь моя; это... самый страшный из смертных грехов.
– Убивать можно по-разному, отец. Можно каждый день наблюдать, как на твоих глазах кого-то убивают. И видно уже, что люди на последней грани от издыхания находятся, а спастись могут, лишь умертвив сами...
– Она была в возрасте?
– Нет. Нет, отец, она была совсем молода, но она не женщина была, а настоящее исчадие ада. К тому же она пакостную болезнь подцепила.
– И ты убила её из-за этого?
– в голосе священника прозвучал ужас.
– Нет, не из-за этого, а из-за того, что муж её собирался развестись с ней - он уже не мог больше терпеть. А она крутилась с разными мужчинами, и эту гадость подцепила. А он уже готов был свою жизнь пожертвовать, чтобы за ней ухаживать... Он ведь себя винил во всем, что с ней случилось. А ведь они после свадьбы и вместе-то совсем не жили... И вот он готов был до самой смерти из-за неё страдать, а я... Я не могла этого допустить.