Бескрылые птицы
Шрифт:
Султан поручает Кемалю расследовать жалобы греков и предотвратить создание советов в 9-й Армии. Полномочия Мустафы так велики, что Султан заодно назначает его военным и гражданским комендантом восточной Анатолии. Лучшего Кемаль не мог и желать. Большая, мощная, хорошо снаряженная 9-я Армия находится вдали от Стамбула, именно там, где надо. Султан преподносит Мустафе золотые часы. Кемаль готов к отправке, но в Смирне высаживаются греки.
Они получили на это санкцию президентов Вильсона и Клемансо, а также премьер-министра Ллойд Джорджа [93] . Антанта намеревается использовать одного союзника, Грецию, чтобы помешать другому союзнику — итальянцам. Греческий премьер-министр Венизелос действительно хочет навеки аннексировать западную Анатолию и осуществить то, что греки всегда называли «Великой Идеей». Это чуть ли не восстановление Византии.
93
Томас Вудро Вильсон (1856–1924) — 28-й президент США (1913–1921), лауреат Нобелевской премии мира (1920). Жорж Клемансо (1841–1929) — премьер-министр Франции(1906–1909, 1917–1920). Дэвид Ллойд Джордж (1863–1945) — премьер-министр Великобритании (1916–1922).
Высадка проходит катастрофически неудачно, за несколько дней от рук греческих солдат и взбунтовавшегося греческого населения гибнет масса турок. Затем прибывает Аристид Стергиадис и берет все под свой контроль. Это жесткий и принципиальный человек с обостренным чувством справедливости, которого местные греки тут же обвиняют в протурецких настроениях, но даже он не может контролировать башибузуков и солдат-изменников внутри территории и не в состоянии восстановить межобщинные связи, разрушенные неудачной высадкой. Стергиадис до глубины души оскорбляет местных шишек отказом посещать их званые обеды. Он вынужден управляться с ненормальной ситуацией, когда английский генерал в Стамбуле теоретически (и только) является командующим греческой армии, дислоцированной на территории, теоретически остающейся под владычеством Султана, но фактически управляемой греками.
Антанта информирует оттоманское правительство о высадке лишь за день до ее начала, Мустафа Кемаль видит, как все возмущены и недоумевают. Итальянская оккупация еще приемлема, но греческая — нестерпима. Она как нож острый в сердце Кемалю и ему подобным. Англичане колеблются, прежде чем выписать Мустафе дорожный пропуск.
Перед отправкой его корабль обыскивают на предмет незаконных товаров, и Мустафа говорит: «Мы не везем ни контрабанды, ни оружия, только веру и решимость».
Огонек силы и решимости забрезжил и в жителях Эскибахче, когда стали возвращаться мужчины — они прибывали со всех концов, оголодавшие, оборванные и босые. Одни дезертировали, воинские части других как-то растворились во всеобщей неразберихе. Кое-кто говорит, что пришел ненадолго — нужно разыскать Мустафу Кемаля. Возвращается брат Каратавука, Нермин плачет от радости и тотчас бежит поделиться новостью с Айсе и Поликсеной.
Со смертью ходжи Абдулхамида Айсе обнищала. К огородничеству она не приспособлена, но главное — потеряла надежду. «Жду смерти, — говорит Айсе. — И молюсь, чтобы пришла поскорее». Она живет милостью подруг, которые сами ничего не имеют. Однако даже Айсе взволнована появлением давно пропавшего юноши и мечется от желания сделать что-нибудь толковое. В углу опустевшего стойла Нилёфер она находит горшок с известкой, и ей приходит хорошая мысль. Айсе собирает и белит двадцать булыжников. По одному относит к могиле Абдулхамида и выкладывает бордюр.
Потом ее осеняет новая мысль. Она идет за медными украшениями, голубыми четками и зелеными лентами. Уксусом оттирает с меди налет и берет с крюка лопату Абдулхамида.
Отвалив немного земли с могилы мужа, Айсе закапывает сбрую Нилёфер. Опершись на лопату, она стоит, переводя дух; она ослабела, кружится голова. От Абдулхамида уже ничего не осталось, кроме пожелтевших костей, думает Айсе. Отдышавшись, она опускается на колени и шепчет в землю, чтобы муж расслышал:
— Мой лев… — Она соображает, как продолжить, ведь с покойниками надо быть краткой. — Наверное, Нилёфер уже умерла, — говорит Айсе. — Я принесла ее вещи, теперь ты поскачешь на ней в раю.
Она прижимается ухом к земле и вслушивается.
76. Оккупация лейтенанта Гранитолы (2)
Где-то разворачивалась война между Грецией и повстанцами Мустафы Кемаля, а итальянский оккупационный взвод лейтенанта Гранитолы обустраивался в Эскибахче.
Поначалу лейтенанта весьма беспокоила одна проблема: как же связываться со штабом, до которого добираться черт-те сколько по ужасной дороге, кишащей бандитами? Скверно быть совершенно отрезанным от армии, не иметь ни малейшего представления о том, что творится в большом мире, обходиться без телефона и надежного обеспечения.
Проблему решило предложение Рустэм-бея: торговцы и другие горожане, пожелавшие прогуляться в Телмессос и обратно, покажут дорогу и
Пожалуй, итальянская оккупация стала золотым веком в жизни Рустэм-бея, потому что он впервые обрел друга, который был с ним на равных. Лейла-ханым больше чем наполовину заполнила пустоту его существования, а в лейтенанте Гранитоле он нашел верного товарища. Беззастенчивый сноб Гранитола естественно и неизбежно приятельствовал с влиятельнейшей персоной здешней общины.
Лейтенант Гофредо Гранитола был худощав и среднего роста, но от привычки командирствовать казался выше. Он носил жиденькие офицерские усики, а на левой щеке у него имелась аккуратная галочка шрама от штыковой раны, придававшая ему романтический вид благородного пирата. Ему нравилось всегда быть опрятным, он считал, это благотворно сказывается на боевом духе солдат, и приобрел некоторую известность в австрийской кампании тем, что тщательно брился по утрам даже под артобстрелом перед неминуемой атакой. Он надраивал ботинки, даже если у них уже отвалились подошвы. Его дважды награждали за отвагу, он был представлен Королю, но повышения в чине не получал, ибо усердно овладевал искусством раздражать воинских начальников, что считал своим общественным долгом. Если бы не это, он бы уже стал подполковником. Впрочем, Гранитола не планировал оставаться в армии после смерти отца и наследования семейных поместий: ему виделась карьера в политике. Он действительно вступил в фашистскую партию в 1926 году, но без шума покинул ее в 1930-м, поскольку на балу обрубил себе все перспективы пренебрежительной грубостью с Роберто Фариначчи [94] . Потом он занимался виноделием, приезжал погостить у Рустэм-бея в новой Турецкой республике, обзавелся детьми от кучи любовниц, а в 1943 году его жизнь оборвала шальная бомба союзников.
94
Роберто Фариначчи (1892–1945) — генеральный секретарь фашистской партии Италии.
Дружба Гранитолы и Рустэм-бея начала складываться из-за необходимости кормить итальянских солдат, одно время вынужденных сидеть на дробленке и оливках с редкой рыбой, которую удавалось купить у Герасима-рыбака — мужа Дросулы и отца Мандраса. Как-то вечером, сидя в гостинице за кальяном, Гранитола поделился с Рустэм-беем мясной проблемой, и тот счел, что единственное ее решение — охота. Гранитола уже обзавелся небольшим выводком военных кур, купленных в Телмессосе на деньги, которые он выделил охране караванов. Теперь эти куры, каждая с именем и воинским званием, жили тем, что удавалось склевать в гостиничном дворе, который они быстро превратили в постыдную пылевую купальню.
Однако яиц не вполне хватало для солдатского счастья, и потому однажды ранним-ранним утром Рустэм-бей и Гранитола, вооруженные дробовиками, отправились на промысел. У седла аги болталась ивовая клетка с ручной куропаткой. Гранитола, который никогда не сталкивался с такой методой охоты, заинтригованно следил, как Рустэм-бей привязывает птицу к кусту посреди не сильно заросшей опушки, разбрасывает зернышки для куропатки и подальше, а затем возвращается в укрытие.
— Пожалуйста, не подстрелите мою куропатку, — попросил Рустэм-бей. — Новую найти трудно, и к этой я очень привязан.