Бесноватые

Карр Джон Диксон

– Перестаньте! Это уж совсем никуда негодная романтика! Что до меня, то пусть мой почтенный дедушка жарит себе хлебец на адском огне. И эта старуха может отправляться туда же, хотя ее мне даже жалко. – Он поднял голову и взглянул на Пег. – Мы живем в жестоком, грубом и несправедливом мире, чтобы там ни говорили о нем! Доктор Свифт [23] это понимал. Потому-то он и умер в сумасшедшем доме в Дублине. Есть люди, которые это понимают: они еще сохранили остатки приличия. Сегодня я встретил одного врача. По-моему, он

из этих людей. Но их немного. В основном…

23

Свифт, Джонатан (1667–1745) – английский писатель, автор «Путешествий Гулливера», а также многочисленных памфлетов.

– Перестаньте! – воскликнула Пег, и голос ее дрогнул. – Умоляю вас, перестаньте! Вы слишком многого хотите от людей. Ну почему вы не довольствуетесь тем, что есть люди, которым вы дороги, которые готовы любить вас! Господи, ну имейте же сострадание… Ой, что вы делаете?

Неожиданно Джеффри склонился к самому лицу старухи, прикрытому платком, просунул левую руку под плечи неподвижно лежащего тела, а правую – под сгиб колен и поднял женщину с пола. Голова ее откинулась, и зеленый платок соскользнул, обнажив лицо с вылезшими из орбит глазами, искореженным ужасной гримасой широко открытым ртом с табачными крошками, прилипшими к верхней губе под самым носом.

В следующее мгновение голова в чепце исчезла из поля зрения Пег. С большим усилием Джеффри поднял тело и перебросил через плечо вниз головой.

– Она вздохнула! – сказал он, качнувшись, но сохраняя равновесие. – Очень тихо, но, готов поклясться, шелк заколебался. В ней еще теплится жизнь или остатки ее. Если повезет, то с помощью врача мы, возможно, сумеем привести ее в чувство.

– Джеффри, вам показалось. Она умерла. Я знаю… я видела смерть.

– Я тоже. В нашем полку был человек, которого приговорили к расстрелу. Он попросил не завязывать ему глаза. Еще не было команды «пли!» – солдаты только подняли мушкеты, – а он вскрикнул и упал, замертво. Но лицо его и конечности были мягкие, неотвердевшие; в остальном все было так же, как здесь. Если бы они не поверили, что он мертв, и на всякий случай добили его выстрелом в ухо, ему пришлось бы ожить, прежде чем умереть еще раз.

– Что вы собираетесь делать? Вы говорили, там, в соседней комнате, есть матрац? Давайте я возьму свечу и посвечу вам.

Джеффри уже повернулся к ней, собираясь ответить, но вдруг осекся; выражение лица его изменилось, глаза расширились.

– Нет, не трогайте! Я забыл. Не трогайте. Я обойдусь.

– Перестаньте! Что за глупость! Вам же будет…

– Мне будет лучше, если вы не станете трогать свечу. И ни при каких обстоятельствах не пойдете в спальню.

– Но почему?

– Потому, что я так хочу. О Пег, неужели вы не можете послушаться меня хотя бы в этом?

Чувства бурлили в этой комнате, расположенной над бурлящей рекой. Пег вся дрожала, у нее перехватывало дыхание, но с места она не двигалась.

Тяжело дыша, Джеффри пронес свою ношу в низкую дверь над открытым люком. В спальне он взглянул только на маленький низкий топчан с соломенным тюфяком, накрытым одеялом, который стоял под занавешенным окном в передней части комнаты. Потом быстро обвел взглядом всю комнату целиком. Даже при том, что он привык читать при тусклом

свете свечи (как и всякий человек того времени, который вообще умел читать), глаза его могли различить лишь слабые очертания предметов.

Он опустил Грейс Делайт на тюфяк, положив ее на спину. Мысль о собственной беспомощности привела его в отчаяние; потоптавшись на месте, он развел руками и направился в комнату, где ожидала его Пег.

– Рассуждать я горазд, – сказал он девушке, – а на деле – совершеннейший болван. Я понятия не имею, что нужно делать в этом случае. Надеюсь, врач знает больше. Кто пойдет за ним?

– Никто не пойдет, – послышался чей-то голос.

В люке показалась голова мужчины, который не торопясь поднимался по лестнице, глядя на них.

И Пег, и Джеффри разом обернулись. Затем оба они отпрянули от люка и отступили к сундуку. Сухопарый человек в камзоле горчичного цвета и чулках в обтяжку легко выпрыгнул из люка, словно акробат или персонаж пантомимы мистера Рича в театре «Ковент-Гарден». Потом он не спеша направился к ним; его длинная левая рука поигрывала эфесом рапиры.

– У вас что, приятель, кошки язык отъели? Что вас так изумляет? Вы действительно думали, что я не пойду за вами?

– Нет, мистер Тониш, – отозвался Джеффри, – я не сомневался, что вы за нами последуете. Но сейчас дело не в этом. Я срочно должен пойти…

– Вы никуда не пойдете, приятель, – перебил Хэмнит Тониш.

– Сэр, в комнате за вашей спиной лежит женщина: она при последнем издыхании. Несколько минут или даже секунд могут стоить ей жизни. Мы должны успеть привести врача; это совсем недалеко. Ради Бога, сэр, позвольте мне пройти.

– Вы просите меня об этом?

– Если нужно, да.

– И это в тот момент, когда мне предстоит преподать вам урок хороших манер и выдрать за ваше поведение по отношению к моей сестре? Я понимаю, драться вы не станете. Но рапира может прекрасно заменить кнут. Отступаете? То-то!

– Нет никаких доводов, которые на вас подействуют? Я ничем не могу вас убедить?

– Вы полагаете, что можете?

– Ну что ж, – произнес Джеффри, левой рукой перебрасывая за спину ножны, висящие на вышитом темляке у него на поясе, – вы этого хотели. Вашу шпагу!

– Что вы сказали?

– Вы не скупились на угрозы, мистер Тониш. Теперь вам придется оправдать их. Вашу шпагу!

Два клинка бесшумно покинули кожаные ножны с прокладкой из шерстяной ткани. Джеффри отступил еще на шаг и стал подле сундука: теперь противники были слишком далеко друг от друга, чтобы нападать. Но Хэмнит Тониш и не собирался этого делать. Он вдруг резким движением от левого плеча перерубил горящую свечу.

Свеча взметнулась вверх и погасла; задребезжала по деревянному полу металлическая миска.

– Остановитесь, вы убьете друг друга! Остановитесь, остановитесь, – кричала Пег, и этот пронзительный крик перешел в вопль отчаяния.

Услышав, что противник двинулся на него, Джеффри чуть отклонил корпус.

Взошла луна, и свет ее проник в комнату сквозь мутные волнистые стекла в скругленных рамках окна. Хэмнит Тониш стоял, держа шпагу в высоко поднятой правой руке, которая была слегка согнута в запястье. В тот момент, когда комната озарилась светом луны, он резко шагнул вперед и, согнув правую ногу в колене, сделал сильный выпад, задев правую часть груди своего противника.