Беспамятство как исток (Читая Хармса)

Ямпольский Михаил

Кажутся то треугольником, то полукругом -

Это уже выражение чистых понятий,

Дерево Сфера царствует здесь над другими.

Дерево Сфера -- это значок беспредельного дерева,

Это итог числовых операций.

Переворачивание 337

Ум, не ищи ты его посредине деревьев:

Он посредине, и сбоку, и здесь, и повсюду. (Заболоцкий, 147-148)

Орфей Заболоцкого, воскрешающий из деревьев-гробниц, в принципе аналогичен хармсовскому Осирису, также "похороненному" в дереве46 и с которым он в древности часто ассоциировался (тело его также было расчленено). Характерно, что воскрешение Орфея

наступает сразу вслед за описанием деревьев-фонтанов (фонтанов жизни?), одновременно взлетающих вверх и падающих вниз. Движение времени вспять открывает путь истории, которая пишется на листьях деревьев, подобных листьям нового Писания. Сама история деревьев описывается как история письма и знания -- от выпуклых листьев ископаемых барельефов -- к абстракции геометрии.

Дерево было метафорически включено в дискурс о письме Гете, который в "Метаморфозах растений" объявил лист своеобразной буквой книги природы, ее протоэлементом. Эмерсон так сформулировал это учение Гете:

Так, Гете высказал основополагающую идею современной ботаники, что всякая часть растения -- это только видоизмененный лист, соответствующий новым условиям; изменяя условия, можно превратить лист в любой орган, а орган в лист47.

Торо прямо связал лист с египетскими иероглифами и высказал предположение, что лист -- это "сухое", "внешнее" выражение той же формы, которая внутри организма принимает обличие "доли" (lobe). Так, рука в человеке -- это эквивалент листа, а влажные, слизистые легкие или печень -это "доли", внутренние трансформации той же формы.

В рассуждениях Торо есть интересный "кратилический" пассаж, касающийся этимологии слова "лист" -- leaf и "доля" -- lobe. Прежде всего, Торо устанавливает связь между lobe и globe -- сферой, шаром -- и утверждает, что "f" в leaf-- это высохшее и истонченное "b" в lobe. При этом Торо описывает процесс сжатия и иссушения как некое давление, приходящееся на середину слова. Жидкое "I" остается сзади, а давление выдавливает влагу вперед48. Это выдавливание приводит к округлению, набуханию "b", проступанию в слове сферы.

Этимологические фантазии Торо, возможно, связаны с образом мирового древа, которое

_______________________

46 В данном контексте уместно вспомнить, что в Египте покойник мог представать как летящий и одновременно пониматься как эквивалент плывущего в барке Осириса. Вот описание такого полета, приведенное Тураевым:

Он летит, летящий! Он уходит от вас люди. Он не к земле -- он к небу. Он бурно устремляется к небу, как журавль. Он целует небо. О имя-рек! Ты -- великая звезда у Ориона, проезжай преисподнюю с Осирисом, плавай по небу с Орионом (Тураев Б. А. Цит. соч. С. 189)

47 Emerson Ralph Waldo. Representative Men // Emerson R W. English Traits, Representative Men and Other Essays. London; New York: Dent-Dutton, 1908. P. 285.

48 Thoreau Henry. Walden//The Portable Thoreau. Harmodsworth: Penguin Books, 1947. P. 546.

338 Глава 11

соединяет образы круга и дерева: это неподвижная, неизменная точка, связывающая воедино горизонталь и вертикаль49.

Вращение вокруг неподвижной точки-оси, сферичность возникают в результате раздавливания слова посередине, и этот процесс гетевской метаморфозы может пониматься как вращение, переворачивание.

Как только в текст Заболоцкого вводится мотив книги, письма,

деревья начинают терять свои очертания. Ход истории, ход времени обращается подобно тому, как направление письма может меняться справа налево и наоборот. Деревья постепенно трансформируются в геометрические символы чистых понятий, которые включены в сферу как знак бесконечности, Бога и автономного трансцендентального "мыра". Любопытно, что первоначальное разрушение числового порядка, о котором говорит Лесничий, оборачивается иной ("каббалистической") нумерологией в конце: дерево-Сфера, подобно древу сефирот, определяется как "итог числовых операций".

Замысел Заболоцкого близок аналогичным поискам Хармса.

11

Когда животные у Заболоцкого поднимаются на вершины деревьев, образующих "новую плоскость", они видят "чистые звезды" (в терминологии Хармса, звезды -- как "порядок"), "одни вертикальные звезды". В диаграмме Хармса крона дерева находится как раз над знаком "окна", который, как известно, Хармс связывал со звездой (см. главу "Окно").

Одним из знаков хармсовского переворачивания является перенос звезды вниз. В "Лапе" повторяется призыв "Опусти агам к ногам" (2, 90), где "агам" -- это звезда из созвездия "северного креста".

Как-то Олейников рассказал в компании обэриутов о теории полой земли, согласно которой вселенная заключена внутри земного шара. Хармс заинтересовался этой теорией потому, что она предлагала совершенно иную топологию соотношений верха и низа:

Д.Х. [Хармс]: Стратостат все поднимался, поднимался и вдруг оказался в Америке. Все, конечно, изумлены; как это могло настолько отклониться от направления, проверяют приборы. А на самом деле просто пролетели насквозь вселенную. Где-то на дне океана есть дыра, через которую можно выбраться на внешнюю поверхность вселенной (Логос, 31).

Дыра-окно позволяет как бы вывернуть мир наизнанку, превратить верх в низ и наоборот. Опускаясь, ты, как в "Божественной комедии", оказываешься наверху, взлетая вверх, опускаешься вниз.

Одной из важных оппозиций хармсовского мира является оппозиция "полет/падение". При этом в системе "переворачивания" паде

___________________

49 Irwin John T. American Hieroglyphics. Baltimore; London: The Johns Hopkins University Press, 1980. P. 32.

Переворачивание 339

ние может стать полетом, а полет падением. На самом простом уровне падение тела приравнивается смерти, которая освобождает душу, взлетающую вверх. Иными словами, падение -- непременное условие взлета. Хармс обыгрывает эту ситуацию в своих стилизациях народных песен. В "Смерти дикого воина" (1938):

Дикарь упал,

Дикарь упал

И спит, амулетом блестя.

Как легкий пар,

Как легкий пар,

Летит его душа.

(4, 63)

Или в "Песне" (1935):

Дайте силу нам полететь над водой,

Птицы! Птицы!

Дайте мужество нам умереть под водой,

Рыбы! Рыбы!

(4, 34)

Пространство некоторых хармсовских стихов как будто рассечено надвое некой линией-осью, которая создает зеркальную симметрию между низом и верхом. Таким образом, тело, уходящее вниз в нижней части пространства, зеркально изображается взлетающим вверх в верхней его части. Жерар Женетт, анализируя функцию птиц и рыб в образах перевернутого мира, характерных для эпохи барокко, заметил: