Беспечные мотыльки
Шрифт:
– Милый, выпей чего-нибудь! – заметив его состояние, сказал Нэнси, хихикая. Он был все еще в платье, пусь и сидел на коленях у Митча.
– Да, чувак, угощайся, – Митч указал на журнальный столик перед диваном, – могу предложить крэк. Будешь?
– У Митча лучший крэк во всей Неваде, – Нэнси провел пальцем по гладкой, черной шее.
– Нет, спасибо, – Тони покачал головой, – я не употребляю ничего такого…
– Хочешь, сделаю тебе коктейль? – Нэнси соскочил было с Митча, чтобы смешать ему текилу с чем-нибудь, но хозяин квартиры схватил его за руку.
– Садись, детка, пусть сам разберется.
Они начали целоваться:
Нэнси хихикал в промежутках между поцелуями, что-то шептал в лицо Митчу. Тот его почти не слушал, только улыбался полными губами, убирая за ухо Нэнси блестящие пряди светлых волос. Темные руки скользнули поверх белых плеч: вниз упали лямки платья. Митч поднял лицо Нэнси за подбородок. Вгляделся в него, прищурившись. Они были близки друг другу не так, как клиент и проститутка. Ближе. Это читалось в их взаимных улыбках, в том, как они касались друг друга, как скользили руки по плечам, спине, груди, шее.
Новая порция выпитого Тони немного взбодрила. Или это была интимная сокровенность, которая открывалась ему с дивана – он уже перестал трезво мыслить. Нащупав свою камеру, он тихо поднялся и, ступая неверными ногами, приблизился к кровати. Митч вжал в себя Нэнси, покрывая его шею поцелуями, обхватив его мускулистыми, сильными руками. Нэнси прогнулся в этих объятьях, смотря на приближающегося Тони, улыбнулся ему. Это был красивый контраст – как выглядели их тела в окружающем радужном полумраке. Совсем белая кожа Нэнси стала отливать молоком, отражая на себе шоколадный, теплый оттенок кожи Митча. Он весь стал будто еще белее, еще чище, еще ближе к луне и блеску ледяных звезд.
Тони навел на них камеру, сделал снимок. Нэнси впился в жадные губы Митча, не отрывая взгляда от Тони. Это было поразительное чувство – видеть, как он целует другого, и при этом как будто ощущать его вкус, вес его тела на себе. Нэнси высвободился из платья, скинул его вниз. Стащил с Митча майку. Прильнул к его груди, обводя языком соски, спускаясь ниже на пресс. Тони щелкнул снова – на пленке отразилась закушенная губа Митча, смотрящего вниз на Нэнси.
– Не возражаешь против резинки, сладкий? – оторвавшись от его паха, выдохнул Нэнси.
– Зачем это?
– Новые правила, милый.
– Что за правила такие? Что ты, баба, что ли? Залететь боишься? – Митч усмехнулся. Нэнси все же достал презерватив.
– Мама Дора следит за тем, чтобы мы не заразились.
– А ты что, видишь ее здесь? – Митч огляделся, – да я чистый, не переживай.
– Почему ты уверен, что я тоже чистый? – Нэнси сел на кровати. Митч притянул его к себе, снова целуя.
– Ты не можешь быть грязным. Не ты, Белоснежка, – он стащил с Нэнси трусы, – дай-ка мне смазку лучше. Вон там, возле кровати.
У Митча был член весьма внушительного размера. Впрочем, Тони слышал, что у афроамериканцев по этой части почти всегда полный джек-пот. Нэнси закусил губу, надломив брови, когда медленно опустился до самого основания.
– Боже, Митч, однажды ты меня разорвешь.
– Тише, детка, – он обнял притихшего Нэнси, – не торопись.
Они все так же сидели на краю кровати, боком к Тони. Ему было видно, как вздрагивает Нэнси время от времени,
Едва дыша, Тони приблизился к Митчу со спины. Нэнси улыбнулся, кусая губы, поймал его взгляд. Ускорился, дыша со стоном, сжал блестящие от пота черные плечи. Вжался поцелуем в шею клиента, а затем, оторвавшись, отчетливо произнес одними губами: «Тони-и-и». Откинул голову, закрыв глаза, отдавая себя всего сладострастной боли, мучительному наслаждению. Тони снова щелкал камерой.
Часто дыша, Митч опрокинул Нэнси на спину. Закинул его ноги в туфлях к себе на плечи. Нэнси выгнулся на кровати, вновь принимая его в себя, сгреб руками покрывало. Повернул голову к Тони, который, дрожа, опустился на колено перед кроватью, чтобы запечатлеть его таким: распростертым, принимающим и вбирающим, поглатывающим в себе. Камера выхватывала из полумрака части их тел: Митча, прижавшегося губами к белой ноге, Нэнси, хватающего воздух приоткрытым, красным от помады ртом. У Тони шла кругом голова. Никогда прежде он не испытывал подобного возбуждения.
Митч почти рычал. Махом перевернул Нэнси на живот, вжал его голову в податливый матрас, отвесил шлепок по тощему белому заду перед тем, как снова войти. Он долбился в Нэнси, словно минотавр, неукротимый, ненасытный. По его разгоряченному телу тек пот, дреды выбились из косынки и свесились на грудь и плечи. Улучив секунду послабления, Нэнси снова повернул голову к Тони. Тушь с ресниц осыпалась и легла под глаза порочными тенями. Нэнси облизнул губы, с призывом глядя на Тони. Снова беззвучно произнес его имя.
Для Тони этого было достаточно. Он бросился в туалет, впопыхах забыв закрыть за собой дверь. Непослушными руками расстегнул ширинку, высвободив окаменевший от всего увиденного член. Вжавшись спиной в кафельную стену, надавил на головку, зажмурившись от едва сдерживаемого возбуждения. Начал ожесточенно дрочить. Его распирали такие противоречивые эмоции. Ведь только вчера он думал о том, как хочет сделать его своим. Так почему сейчас, увидев, как Нэнси выгибается под другим, он испытал такое невозможное, совершенно инфернальное желание?
Он стонал почти в голос, без конца вспоминая откинутую в экстазе голову, дрожь в белом, худом теле, губы, беззвучно зовущие его по имени, глаза, хитро блестящие в полумраке комнаты. Он представлял, как вот сейчас, буквально в этот момент дверь приоткроется, и его горящий всеми огнями ада член сожмет прохладная, белая рука с длинными пальцами. Нэнси прижмется к нему всем своим ужасающе красивым телом и прошепчет на ухо: «Тони, лапушка, какой ты проказник. Давай, я тебе помогу». И начнет ему дрочить, а затем повернет его к себе, опустится на колени, лизнет головку, заглотит член целиком, продолжая смотреть в его глаза. Ведь у него такие нежные, такие упругие губы… Он будет сосать долго, выпуская его, затем снова заглатывая, слюна будет капать на подол его белого платья. А когда дело дойдет, наконец, до оргазма, он проглотит все до последней капли, встанет, утирая рот тыльной стороной ладони, улыбаясь своей полубезумной улыбкой, и начнет его целовать. Это будут легкие, ни к чему не обязывающие поцелуи, покрывающие его лицо наподобие бабочек.