Беспокойная юность (Повесть о жизни - 2)

Паустовский Константин Георгиевич

С Исторического бульвара я пошел на вокзал, чтобы попытаться достать билет и сесть в поезд без пропуска. Поезд отходил ночью.

Первый же носильщик согласился взять мне билет без всякого пропуска.

– - До поезда еще три часа,-- сказал он,-- а вы человек молодой. Чего вам скучать на вокзале. Пойдите еще погуляйте, полюбуйтесь на наш город.

Я пошел к трамваю, раздумывая о доброте и простодушии южан, но около трамвайной остановки ко мне решительно подошел морской патруль -- два матроса с винтовками

и повязками на рукавах. Они потребовали мои документы. Я показал.

– - Где живете?
– - спросил один из матросов.-- На какой улице?

Я признался, что я не севастополец.

– - Ясно!
– - сказал матрос.-- Незачем вам быть севастопольцем. Придется отвести вас к мичману. Вы не сомневайтесь, он такой, что видит каждого насквозь с первого взгляда.

Мы пошли. По дороге матрос спросил:

– - Сколько дали носильщику?

– - Десять рублей.

– - Вот ваши деньги,-- матрос протянул мне десять рублей.

Я оглянулся, но было темно, и я не увидел носильщика, хотя был уверен, что он со злорадством смотрит мне в спину.

Матросы привели меня в маленький дом где-то около Нахимовского проспекта. В сводчатой комнате сидел на подоконнике поджарый горбоносый мичман, рядом с ним сидела девушка в короткой клетчатой юбке. Две русые косы были переброшены у нее на грудь, и она перебирала их и болтала ногой. С ноги свешивался, зацепившись за большой палец, старенький потертый туфель.

За столом сидел другой мичман в походной форме -- в шинели и фуражке, с черным револьвером на лакированном поясе.

Матросы доложили обо мне и вышли в коридор.

Мичман в походной форме взял мои документы, закурил, сощурился от дыма и начал читать их.

– - Н-да-а-а!
– - промолвил он наконец.-- "Ходит птичка весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий".

Девушка засмеялась и, болтая ногой, весело посмотрела на меня.

– - Вот что!-- сказал мичман.-- Вы мне задушевно объясните, кто вы, что вы, зачем вы в Севастополе и почему вы хотели смыться от нас незаметно. Документы у вас в порядке. Но, в общем, пес их разберет, эти документы.

Я смутился, но рассказал мичману все как было.

– - Ага!
– - удовлетворенно сказал он.-- Понимаю. Этакая поэтическая богемская натура?

– - Саша,-- сказал с подоконника горбоносый,-- не дури!

Мичман с револьвером не обратил на слова горбоносого никакого внимания.

– - Если вам удастся доказать,-- сказал он мне,-- что по натуре вы поэт и что вас околдовала муза дальних странствий, тогда, может быть, мы до чего-нибудь договоримся.

Я не мог понять, издевается ли он надо мной или говорит серьезно. Но я решил сделать вид, что принял его слова всерьез.

– - Если бы адмирал Эбергардт,-- опять сказал с подоконника горбоносый,-- знал твои следовательские таланты, Саша, то не миновать тебе

баржи.

"Баржой" в Севастополе в то время называли плавучую тюрьму.

– - Поэт,-- наставительно сказал мичман с револьвером, снова не обратив никакого внимания на слова горбоносого,-- должен знать назубок поэзию. Что вы можете предъявить нам в этом смысле?

Я не понял его.

– - Прочтите ему какие-нибудь стихи,-- объяснила мне девушка,-- Он сам поэт.

– - "Вороне где-то бог послал кусочек сыру",-- насмешливо подсказал горбоносый.

– - Нет,-- сказал я,-- уж если на то пошло, то я прочту вам стихи Леконта де Лиля.

– - Ишь ты!
– - удивился мичман с револьвером.-- Куда загибает! Ловкая штучка! Нет, вы лучше прочтите нам Блока: "Никогда не забуду". Но только без пропусков. Если хотите получить пропуск.

– - Пошло шутите, молодой человек,-- сказал горбоносый, но мичман с револьвером снова не обратил на него никакого внимания.

Я прочел стихи Блока. Они мне самому нравились. Матросы гремели винтовками в коридоре. Надо думать, они сильно удивлялись.

– - Вот петрушка!
– - сказал с деланным огорчением мичман с револьвером.-- У вас нет в Севастополе кого-нибудь, кто бы мог за вас поручиться?

– - Нет,-- ответил я.

– - Я за него ручаюсь, Саша,-- сказал горбоносый.-- Довольно валять дурака. Сразу же видно, что за человек. Выписывай пропуск. А поручительство я тебе напишу завтра.

Мичман с револьвером усмехнулся и начал тщательно выписывать пропуск. Пока он писал, мы затеяли разговор о поэзии. Горбоносый любил Фофанова, а девушка -- Мирру Лохвицкую.

Девушка покраснела и умоляюще сказала, что если бы было время, то она прочла бы свою поэму, но она слишком длинная.

– - Вот!
– - мичман протянул мне мои документы и пропуск и вздохнул:-Жаль, что уезжаете. А то бы встретились на свободе. Есть о чем поговорить.

Я поблагодарил его и сказал, что Севастополь, очевидно, город чудес. Нигде мой арест не мог бы кончиться так необыкновенно, как в Севастополе.

– - Дорогой мой и несколько наивный юноша,-- ответил мне мичман с револьвером.-- Никаких чудес нет. Запомните, что шпионы и прочие подозрительные типы никогда не откровенничают с носильщиками. Не правда ли, получился хороший афоризм?

Я вышел. Девушка и горбоносый вызвались проводить меня до спуска к вокзалу. Мичман с револьвером огорчился. Было видно, что он сам не прочь бы пройтись по ночным севастопольским улицам рядом с русоволосой девушкой.

По дороге девушка сказала мне:

– - Приезжайте к нам. Я живу на Зеленой горке, в доме пять. Меня зовут Ритой. Там все меня знают. Он, как жаль, что вы уезжаете! Нас здесь в Севастополе так мало!

– - Кого вас?

– - Да поэтов. Вот их двое да я. Да еще один студент из Харькова.