Беспокойные боги
Шрифт:
Пилот, молодой человек со смуглым лицом и бритой головой рядового, ответил: "Не думаю. Основной флот сейчас примерно в световой минуте от планеты. Латарранцы вытеснили основную часть защитников за пределы системы. Этот большой черный корабль - единственное, что осталось на орбите".
"А что с "Туманным Странником"?"
"Ушел", - сказал пилот. "Мы вернулись только после вашего сигнала".
"Лориан наверняка видел нас", - заметил молодой Альбе.
"Тем лучше уходить", - сказал я. "Продолжайте в том же духе, мичман. Мне станет легче, когда мы получим контроль
"Есть, милорд" - отдал честь офицер-пилот.
Я чувствовал себя разбитым, как открытая рана. Хотя я сбежал с Воргоссоса без единой царапины, душа моя была сильно изранена. Я все время видел лицо Валки - его черты изменились, превратившись в пародию на женщину, которую я любил. Ужас и боль в этих глазах - изумрудных глазах, глазах моей дочери, - когда Кхарн заставил ее встать передо мной на колени. Я понял, что задумал этот Вечный ублюдок, и чуть не заплакал снова. Оплакивая Валку, женщину, которая не была Валкой. Оплакивая 2Мэйв, и Лориана, и его мечту. Оплакивая Кассандру, и ее тяжкие страдания. Сироту, вынужденного прийти в наш мир полностью сформированным и деформированным. Мальчика по имени Дэниел.
Но вместо этого я закрыл глаза и уселся в задней части кабины.
Большой люк челночного отсека "Гаделики" закрылся, и мы отцепились от швартовов, пройдя сквозь завесу подавляющего поля, удерживавшую атмосферу в трюме.
Когда я снова открыл глаза, передо мной была чернота. Над нами в ночи бледно-зеленым светом сиял Воргоссос, его траншеи и печи освещались изнутри, придавая его ледяной поверхности тусклый молочный блеск. Увидев его, я подумал о глазах женщины Кхарна Сагары, незрячих и непристойных. Сама планета была глазом, который смотрел на нас сверху вниз, наблюдая, как мы приближаемся к "Демиургу".
Сам корабль я не мог разглядеть, он был черным на фоне этой черноты и не освещался ни солнцем, ни лучом. Казалось, мы плывем просто так, плывем в никуда. Падаем в черноту. Я подумал о своем побеге с "Бури", когда Лориан и Бассандер Лин сговорились с джаддианцами, чтобы спасти меня от Императора - и от самого себя. Это тоже было погружением во тьму.
"Чудо, что они нас не заметили", - произнес Эдуард.
Я ничего не ответил.
Летать в космосе - значит быть незащищенным. Между вами и любым наблюдателем нет ничего, кроме расстояния, кроме самого пространства. Здесь негде спрятаться, и ничто не защитит тебя от врага. Летать в космосе - значит быть обнаженным перед всей равнодушной вселенной.
Это чудо, что флот еще не заметил нас.
Но что-то было.
Я снова почувствовал это: ощущение, что на меня смотрят, уверенность, что за мной наблюдают. Волоски на затылке встали дыбом, и я сел чуть прямее.
Носовой иллюминатор был из алюмостекла, настоящий иллюминатор, без фальшэкрана. Через него я видел саму пустоту, необъятность той квантовой пены, которую мы называем космосом.
И оно видело меня.
Сквозь бесконечную черноту космоса, бескрайнего и бесплодного, я почувствовал чье-то присутствие, волю и тяжесть злобы и восторга. Мое собственное зрение ухватилось за это, и в одно мгновение
Крепость из железа. Дворец из кости. Замок льда и мучений.
Дхаран-Тун.
Его ледяные пустоши были похожи на пустоши Воргоссоса, но там, где поверхность Воргоссоса была покрыта зелеными, как от проказы, трещинами, лицо Дхаран-Туна было изрыто кратерами, а воронки от взрывов заполняли корабли, экипажи, обслуживанием которых занимались рабы Короля-Пророка. Великие, как целые нации, его двигатели пылали, в глубоких ямах тлело голубое пламя.
Мир черепов. Мир ужаса.
Флагман флота сьельсинов.
Столица их империи.
И, увидев это, я понял, что именно призвало меня, что именно наблюдало за мной, искало через световые годы, напрягая свою жестокую волю, чтобы найти.
Мое зрение неумолимо размыло, меня тянуло вниз, как муху, нанизанную на гарпун. Я ударился о ледяную поверхность корабля-мира и пролетел под ней, сквозь лабиринты, туннели и ямы изо льда, железа и голого камня. Я снова увидел адский город и железную крепость Дхар-Иагона, и, пройдя через его ворота, попал в зал богов, где высеченные из черного камня Наблюдатели смотрели вниз между могучими колоннами.
Миуданар и Иакарам.
Птамару и Шамажа.
Шетебо и Наштенах и еще десятки других, по меньшей мере.
И я прошел по коридорам и похожим на пещеры пиршественным залам, мимо столов, демонстрирующих упадок и разложение. Два сьельсина пожирали другого, вырывая ребенка из его чрева. Извивающаяся масса тварей потела на кровати размером со сцену, сцепившись рогами в экстазе и агонии, рвала когтями и щелкала зубами, черная кровь лилась на белую плоть. Баэтаны, такие как Танаран, вырезали свои истории на стенах дворца, а воины в черных одеждах неустанно тренировались в гротах из серого камня, слагая стихи для своих скимитаров.
Наконец я добрался до глубокого зала, где придворные и нечеловеческие жрецы, чьи лица были грубо раскрашены синими и зелеными красками, толпились у обрыва и узкого прохода перед троном Короля Бледных.
Этот трон был скрыт внутри полусферы из белого камня, огромного купола в скале, в узкую дверь которого мог пройти только один.
Но я миновал ее и пришел в это святое место, призванный владыкой всего этого мрачнейшего ада.
Внутри купола было только одно кресло - простая каменная глыба. Была только одна дверь: узкая щель позади меня. И хотя света не было, я видел все отчетливо.
Принц принцев, Пророк и Король сьельсинов, Благословенная невеста Миуданара, сидел на своем троне в одиночестве, сложив руки на коленях. Серебряные кольца обвивали его рога, с них свисали браслеты и тонкие цепи. Сапфиры сверкали на цепочках, украшали кольца, сверкали на шее и на пальцах. Черным было его одеяние, черным, как бездна, и черными были доспехи под ним.
Черные же глаза смотрели на меня, не отрываясь от лица.
"Ты изменился, сородич".
Его высокий, холодный голос окутал все мои чувства, словно туман.