Беспокойные звезды

Валенти Сюзанна

— Тебе нужна передышка? — спросил я Ксавьера.

Я изучал созданную им иллюзию, принимая во внимание детали и готовясь взять на себя бремя поддержания и его части, чтобы он мог отдохнуть, но он покачал головой.

— Знаешь, я не такой бесполезный, каким был до твоей смерти, — поддразнил он, хотя в его тоне была нотка стали, говорившая, что он имел в виду именно это. Он не тратил зря времени, пока меня не было; неустанно тренируясь, работая над тем, чтобы убедиться, что он способен использовать свою силу как можно лучше, чтобы быть готовым выстоять и сражаться в предстоящей

битве.

— Я знаю, — серьезно сказал я. — И я никогда не думал, что ты бесполезен. Ни разу.

— Даже когда пробудился мой Орден? — спросил он, и слова прозвучали резко, хотя я подозревал, что они были задуманы как насмешка.

Я вспомнил тот день, когда обнаружил его запертым в своей комнате в виде только что появившегося Пегаса, напуганного и совершенно одинокого, брошенного на милость нашего отца, в то время как я мог лишь стоять и смотреть на него. Я был обездвижен ужасом, и да, я мог признать, что был опустошен, но не из-за того, кем он был, а из-за того, что, знал, что это значило для него, пока он жил под крышей человека, который породил нас.

— Мне жаль за то, как я отреагировал, тогда, — сказал я ему, слова застряли у меня в горле, стыд разжигал жар в моей плоти. — Мне следовало сделать что-то большее, сказать что-нибудь полезное или даже просто сказать тебе, что я люблю тебя, и мне все равно, червь ты оборотень или Дракон, я просто…

— Значит, Пегас стоит на одном уровне с червем? — прорычал он, и я вздрогнул, осознав, как это прозвучало. Не то чтобы червяки-перевертыши были бы позорными, если бы они были чем-то, черт возьми, может быть, они были чем-то когда-то или в какой-то далекой стране, но я не об этом. Я был чертовски ужасен в этом.

— Нет. Черт, Ксавьер, ты знаешь, я так не думаю. Я был в ужасе от того, что это будет значить для тебя в ситуации с отцом. Я должен был сделать больше, я должен был более твердо встать между вами, но в основном я должен был просто обнять тебя и сказать, что это потрясающе. Идеально. Ты стал тем, кем тебе всегда суждено было быть. Рокси справилась с этим гораздо лучше, чем я.

— Да, — согласился он, без сомнения, вспоминая, как она улыбалась ему и как он обнимал ее в чистой благодарности не за что иное, как за ее счастье для него. Что-то, что я должен был предложить ему вместо того, чтобы сосредотачиваться на страхе. — Она действительно не в вашей лиге. Я не знаю, как тебе удалось ее поймать.

— Пошел ты, — проворчал я. — Я слишком долго и упорно добивался ее, — добавил я.

— О, это романтично. Но ты облажался.

— Замолчи. Знаешь, я не это имел в виду, я просто… Я и она были…

— Неизбежны, — сказал он таким самодовольным тоном, что у меня возникло искушение швырнуть его в снег.

— Это тот момент, где ты говоришь, «А я тебе говорил»?

— Ты, черт возьми, знаешь, что я тебе это говорил. Снова, снова и снова, в то время как ты просто отрицал это и рычал о том, что она пришла за твоим драгоценным троном. Я признаюсь, что громко злорадствовал перед Софией и Тайлером, увидев, как ты в конце ей поклонился.

— До или после того, как ты закончил праздновать мое воскрешение? — спросил я.

— До. Очевидно, мое злорадство взяло верх

над твоим возвращением.

— Конечно.

— Я просто хочу, чтобы мама… — он замолчал, кажется, понимая, что молиться о том, чтобы невозможное произошло дважды, — я прошу слишком много.

Я нахмурился, думая и о нашей маме, желая, чтобы они с Хэмишем смогли построить ту жизнь, которую они заслужили. Она так много и так долго страдала, будучи лишенной всякого утешения, на которое могла рассчитывать, вплоть до того, чтобы обнять собственных детей.

— Она счастлива там, где она есть, — поклялся я ему, хлопая рукой по его бицепсу и сжимая. — Но когда я выпотрошу этого куска дерьма, а он будет просить милостыню и истекать кровью в грязи у моих ног, я заставлю его страдания продолжаться исключительно в отместку за все, что он у нее украл.

— Я бы хотел это увидеть, — согласился Ксавьер, темные нотки в его голосе были далеки от его обычного игривого поведения, но в нашей ненависти к отцу не было места ничему хорошему, только самым едким эмоциям, которые были пропитаны ядом.

— Но тогда кто будет нашей путеводной звездой? — спросил голос позади нас, и я резко обернулся, выхватив топор и скаля зубы на Тарикса, который остановился в нескольких футах от меня, словно удивившись моей бурной реакции.

— Если бы я хотел напасть на тебя, брат, я бы уже это сделал, — сказал он, глядя на мой топор с интересом, но без признаков страха.

— Дариус, — дико прошипел Ксавьер, его руки были наполовину подняты, как будто он собирался бросить заклинание, но, поскольку его сила была сосредоточена на иллюзии, которую он поддерживал, я знал, что ему будет трудно сделать и то, и другое.

— Подожди, — сказал я ему, сделав шаг вперед и встав между ним и чудовищным созданием, которое продолжало настаивать на том, что он наш родственник.

— До меня дошел слух, что ты теперь занимаешься кровопролитием, брат, — сказал Тарикс, протягивая руку и позволяя теням скапливаться там, прежде чем они разбухнут и примут форму, имитирующую мой топор. — Каждое мгновение, которое ты украл обратно на этом самолете, оплачено каплей крови тех, кого ты сбил с него.

— Где бы ты мог такое услышать? — Я усмехнулся, зная, что это неправда, но при этом немного сомневался в цене моего возвращения. Мне никогда не представлялось, такой сделки, и я был уверен, что если бы Рокси знала о чем- либо подобном, она бы уже сказала мне об этом.

— Вода иногда шепчет мне. Если я окуну пальцы в ее стремительный поток, я слышу голос, открывающий секреты, — сказал Тарикс.

— Какая вода захочет с тобой говорить? — спросил Ксавьер с сильным скептицизмом в тоне.

— Как уже и сказала Сирена, внутри меня есть души, жаждущие смерти. Иногда мне кажется, что я стою одной ногой здесь, а другой там. Я достаточно часто оказываюсь на берегу реки. Иногда я даже замечаю Паромщика, когда он проходит мимо в поисках более легкой добычи.

— Ты утверждаешь, что можешь разговаривать с мертвыми? — спросил я, и Тарикс действительно рассмеялся. Звук был насыщенным, это не кудахтанье или хихиканье, а настоящий смех, который, на мой вкус, звучал слишком по-фэйски.