Беспокойный отпуск
Шрифт:
Краевед полез в какую-то папку и достал оттуда копии газетных вырезок.
— Вот посмотрите, в 47 году и в 58 случались похожие убийства. Времена были голодные, людям есть было нечего, не то что животным, собаки дичали, сбивались в стаи, задирали скотину, на прохожих нападали.
— И что, расследование не проводили, — поинтересовался я, разглядывая статьи.
— Проводили, подняли старое дело, милиция носом землю рыла, даже потомков лесника — душегуба нашли. Возили их в область, допрашивали, но потом отпустили.
— А они, что же, так и остались жить в нашем городе? — удивился я.
— А что им не
Видя, что я потерял интерес к газетным вырезкам, Борис Борисович убрал их в папку.
— Да, последний из их рода до сих пор здесь живет и в том же самом доме, где вещи убитых женщин нашли. Хороший такой мужичок, только пьет много.
— Не может быть, — не поверил я.
— У меня и адрес его где-то сохранился, но такая разруха, — хитрый дед сокрушенно покачал головой, — ничего найти не могу. Надо ремонт делать, но без спонсорской помощи не поднять все самому.
Я достал из кошелька тысячу рублей и положил на стол.
— Хочу пожертвовать на ремонт музея.
— Спасибо, благодетель, — улыбнулся Борис Борисович, — на Овражной улице он живет, дом 3. Это почти у самого леса.
Я вышел из музея и зашагал по дороге в сторону автобусной остановки. Прошлый раз тяжелые покосившиеся чугунные ворота были закрыты на замок, но сегодня они были распахнуты настежь. За ними можно было разглядеть облезлую дверь и стену, расписанную свастиками и собачьими головами. Рядом с воротами на низкой скамеечке развалился толстый бритый парень лет 20-ти. Он курил и пил дешевое пиво из банки. Хлопнула дверь и к нему подошел худой дерганный субъект в кожанке, из-под подвернутых потертых джинсов торчали высокие шнурованные ботинки. На завсегдатаев «качалки» они походили мало, и, если бы не бритые головы и характерная одежда, их можно было бы принять за обычную уличную шпану.
— Здорово дядя, — окликнул меня толстяк, — не боишься по городу в таком плаще ходить?
— Нет, — ответил я и быстро зашагал по дороге.
— Эй, дядя, постой!
Я решил не останавливаться.
Чтобы добраться до автобусной остановки, мне нужно было пройти по открытому месту метров 10 и пересечь небольшой лесок, превращенный местными жителями в подобие городской свалки. Среди зарослей ольхи и черемухи лежали груды ржавого железного хлама. У самых кустов я быстро оглянулся и увидел, что мои новые знакомые решили пуститься за мной в погоню. Место было безлюдное и тихое, и похоже парни хотели поживиться за мой счет. Когда заросли укрыли меня от преследователей, я свернул с дорожки и спрятался за стоящим на боку кузовом старого «Москвича». Скинхеды появились через несколько минут. Они выбежали из-за поворота и остановились. Толстяк запыхался и тяжело дышал.
— Куда он подевался? — спросил тощий парень.
Дорожка в этом месте была прямая, как стрела, и далеко просматривалась.
— Здесь, где-то, — проворчал толстяк, — спрятался червяк.
— Ничего, — тощий хихикнул, — никуда не денется.
В глубинке молодежное движение может принять, какую угодно извращенную форму. Работы в городе нет, перспектив
Вечно прятаться в своем укрытии я не собирался, поэтому подхватил с земли увесистый железный стержень и вышел на открытое место.
— Здорово, фашисты!
Теперь я оказался за спиной своих преследователей. Они обернулись. Тощий сделал шаг назад и в сторону, и осклабился. Казалось, что мое появление их не напугало, а скорее позабавило. Меня они не боялись и можно было с уверенностью утверждать, что от рук этих мерзавцев пострадал не один человек.
— Палочку взял, — толстяк хохотнул и стал закатывать рукава рубашки, — ну, сейчас я тебя размажу.
Он пошел прямо на меня. Парень был явно не дурак подраться, если заедет в голову пудовым кулаком, то мало не покажется. Я поднял руку с железной палкой.
Не стоит доставать оружие для того, чтобы напугать хулигана, тем более если Вы не собираетесь пускать его в ход. Я был уверен в том, что этой парочке уже неоднократно пытались дать отпор. Возможно, какой-нибудь бедолага, так же, как и я, тоже хватался за первое, что попадется под руку. Для того, чтобы ударить человека нужно иметь характер и злость. Далеко не у всех, даже в критической ситуации, хватит на это силы духа, и мои преследователи хорошо это знали.
Толстяк шел прямо на меня, а тощий, которого я уже окрестил про себя «хорьком», стал заходить сбоку. Когда-то я занимался фехтованием, и сейчас в памяти сами собой всплыли слова учителя: «Рука с оружием подни-мается вверх со сгибанием в локте, острие описывает дугу над головой, кли-нок, следуя вдоль тела, заносится за левое плечо, кисть проходит над головой слева и…»
Одним словом, я сделал шаг вперед, мгновенно сократив дистанцию, и произвел классический круговой удар по голове слева. Видимо толстяк не ожидал, что я пойду в атаку. Он попробовал выставить руку, но опоздал, помешало выпитое пиво.
Череп у него оказался на удивление крепким, но от сильного удара, он охнул, сел на землю и обхватил голову руками. Я совсем не был уверен в том, что одного раза для него будет достаточно, поэтому, на всякий случай, врезал ему ногой. Он упал и защищаясь, выставил вперед руку.
«Хорек» удивленно уставился сначала на меня, потом на своего раненного товарища, и выхватил из кармана нож.
— Брось ножик, изувечу, — угрожающе сказал я.
С ужасом глядя на своего поверженного товарища, тощий бросил нож и отступил.
— Ты чего мужик, в натуре, — заблеял он, — ты же убил его наверно. Ты чего…
— Вы, поганцы, мужика у гаражей пришили?
— Ты чего, чего, — окончательно перепугался «хорек», — какого мужика?
— Которого якобы оборотень загрыз. Пришили и морду свою собачью рядом нарисовали.
— Не мы это, собака его загрызла, — завопил тощий. Он совсем побелел от страха, наверно решил, что я пришёл мстить за убитого.
— А морду собачью кто нарисовал?
— Да, мы ее везде рисуем, по всему городу.