Беспокойный отпуск
Шрифт:
Первым я решил навестить Колю Лидского. Тем более, что больница, где он работал, была в двух шагах от моего дома.
Погода выдалась хорошая и перед тем, как зайти в приемное отделение, я немного погулял по парку. Светило солнце, пахло опавшей листвой. Я медленно брел по дорожке, которая шла мимо первого корпуса и с интересом разглядывал старинное здание. Его давно не ремонтировали, штукатурка начала осыпаться, кое-где обнажился красный кирпич, открытая терраса на первом этаже позеленела от мха, ступени растрескались.
Когда я оказался между первым корпусом и трансформаторной будкой, кто-то сзади, из кустов, окликнул меня.
— Уважаемый!
В нашем городе, в безлюдном месте, подобное обращение не сулило ничего хорошего. Тем более, что произнесено оно было довольно вызывающим тоном. Я оглянулся и в упор посмотрел на жилистого субъекта в тренировочных штанах, рванной телогрейке и резиновых сапогах.
— Уважаемый, — повторил он и сплюнул в траву, — закурить не найдется?
Я всмотрелся в красное, обветренное лицо.
— Нет, Лорд. Я бросил и тебе не советую.
Мужичок удивился, хотел что-то сказать, но потом выпучил глаза, охнул и стукнул себя ладонями по худым ляжкам.
— Хвост! Ты что ли?
Местный пьяница и хулиган по прозвищу Лорд сильно сдал за последнее время. Тому виной оказался инсульт, перенесенный год назад и полная лишений жизнь. Почему Вадику Попко дали такую кличку уже никто не помнил. Возможно потому что из всех здешних забулдыг он единственный был вежлив с дамами, читал книги и даже знал, кто такой Квазимодо. Он потащил меня в кусты, где на старом пне стоял «малек» и на газете лежала вяленная рыбешка. Пил он один и, как выяснилось, задевать случайного прохожего не собирался. Просто речь после болезни до конца не восстановилась, поэтому голос звучал грубо и вызывающе.
— Если тихо говорю, не понимает никто, — пожаловался Вадик, — а на курево денег не хватило, вот и подумал у тебя стрельнуть.
Ему явно польстило, что я его узнал и назвал старым «козырным» прозвищем. В детстве у всех пацанов были клички, и я не исключение. Но со мной все было просто, фамилия Хвостов трансформировалась в дворовое имя «Хвост».
В молодости мы с Лордом не ладили и несколько раз дрались, даже грозились прирезать друг друга, но все это было по малолетке и внимания не заслуживало.
Мы немного поговорили о всяких пустяках.
— Выпьешь со мной? — неуверенно спросил Лорд. Водки было мало и делиться со мной ему было жалко.
— Нет, — ответил я, — нельзя мне. Болею, извини.
Лорд заулыбался, но потом спохватился и помрачнел.
— Понимаю. Сам едва ноги передвигаю.
Я стал прощаться.
— Если, что я здесь, — Вадик облизал потрескавшиеся губы, — у меня инвалидность, так что на работу не надо. Если скучно будет подходи, только с бутылочкой, —
В приемном отделении уже сидело несколько человек. Какая-то бабка попробовала возмутиться, когда я спросил, где мне найти доктора и попытался пройти по коридору в сторону кабинета.
— Мы все тут к доктору, — заверещала она, — что ты без очереди лезешь?!
— Доктор сейчас занят, — не обращая внимания на скандалистку, сказала женщина лет тридцати, в белом халате и шапочке, — если Вы на консультацию, то пожалуйста, займите очередь.
Я сделал серьезное лицо и казенным голосом ответил.
— Я проверяющий из области. Надолго Николая Александровича не задержу. Он в каком кабинете?
Бабка поперхнулась и затихла.
— В пятом, — ответила медсестра.
— У него пациент?
— Нет. Прием начнется через пятнадцать минут.
— Спасибо, — сказал я и пошел вперед, выискивая на двери цифру 5.
Медсестра проводила меня недоуменным взглядом. Я постучал и вошел без разрешения.
Николай сидел за столом и листал какие-то бумаги. Лоб его был нахмурен, очки сползли на нос.
В школе Лидский учился хорошо и даже стал секретарем комсомольской организации. Он был серьезный, вдумчивый и старательный. Единственная его проблема была в том, что он влюблялся в русских девчонок, что не особенно нравилось их родителям и местной шпане. Коля еврей и подобные романтические увлечения часто выходили ему боком, его били. Он отбивался, как мог, иногда выходил из драки победителем, иногда проигрывал, но зализывал раны и опять принимался за старое. Мы сдружились в девятом классе и даже мечтали вместе, после школы, поехать в Петербург, но Лидский уехал в Москву, где и получил высшее образование, неудачно женился, родил сына, развелся и вернулся домой.
— Вы ко мне? — спросил он.
— К Вам, — ответил я, подошел к столу, уселся на стул и по-хозяйски огляделся.
— Я проверяющий из Москвы. Прислан обследовать Вашу кухню на предмет наличия тараканов и мелких грызунов.
Лидский покраснел и стал медленно подниматься.
— Наличия чего? Какие… — начал он, но узнал меня и заулыбался.
— Фу, ты, черт! Хвостов! Совсем меня запутал, — радостно сказал он, — а я смотрю глаза знакомые.
Мы обнялись, и он усадил меня на старый, продавленный кожаный диван.
Долго задерживаться в больнице мне не хотелось. Во-первых, Коля был занят, а во-вторых я пришел только для того, чтобы пригласить его сегодня вечером в гости.
— Обязательно приду, — сказал он, на прощание пожимая мне руку, — кого ты еще позовешь?
— Сашку Петрова хочу найти. Он в какой-то художественной школе преподает.
— Не в какой-то, а в самой лучшей. К нему со всей области детей везут. Он теперь директор. Я сейчас дам тебе адрес.
Николай написал, что-то на клочке бумаги и сунул мне под нос.