Беспорядочные связи
Шрифт:
В сердце Дэниела Миранда занимала место лучшего друга. Он не смотрел на нее как на дочь, не испытывал к ней сексуального влечения. На первых порах между ними завязались отношения наставника и ученика, которые постепенно переросли в глубокую привязанность, основанную на взаимном доверии, потребности друг в друге и обоюдной поддержке. Дэниел знал, что всегда может рассчитывать на ее помощь, так же как она на его. Особенно ярко это проявилось, когда его младшая дочь, Энджи, попала в серьезную автомобильную катастрофу. Дэниел тогда читал в эфире новости, в которых было и сообщение об ужасном дорожном происшествии, сопровождавшееся показом документальных кадров с места события. В середине
Внезапно взгляд Миранды упал на полноватого мужчину в смокинге, который был ему мал размера на два. Она стала торопливо прощаться с Коксами. Синди обещала вскоре позвонить Миранде, чтобы вместе пообедать. Дэн выразил надежду еще раз встретить ее в течение вечера и собирался кое-что добавить, но Миранда, ласково коснувшись его руки, направилась к мужчине, который уже призывал ее жестами.
– Должно быть, ее клиент, – предположила Синди, нежно прижимаясь к плечу мужа. Она подняла к нему свое лицо и внимательно посмотрела в глаза. – Я вижу. Она сама не своя.
– Ей нужно время, – со вздохом отозвался Дэниел. Миранда, стуча каблучками, быстро подошла к Уэйну, пока он своим идиотским поведением не привлек внимания всего зала.
– Ты что? – прошипела девушка. Встреча с Синди и Дэниелом взволновала ее. Она была счастлива вновь видеть своих друзей, корила себя за то, что так долго избегала их. И вместе с тем Коксы вызвали в ней грусть по прошлому.
– Ты же должна быть с Коулом. Где он? Вики может заподозрить неладное, видя, как ты шатаешься тут одна и что-то вынюхиваешь. Она ведь может догадаться, что ты работаешь на меня. – На лице Уэйна от нервного напряжения выступили капельки пота.
– А ты полагаешь, твоя обезьянья жестикуляция не вызывает подозрений? – Миранда едва сдерживалась. – Вынюхиваю? Я не вынюхивала, а беседовала с друзьями. Если бы я, игнорируя знакомых, словно пиявка липла к Коулу, это выглядело бы более странно.
– Я не требую, чтобы ты их игнорировала. Просто побольше будь рядом с Коулом. Вон он, там. – Уэйн начинал ныть, а этого Миранда сейчас не могла вынести.
– Хорошо. – Девушка посмотрела туда, куда указывал Лэмберт. Коул о чем-то оживленно беседовал с молодой красивой женщиной. У нее были золотистые волосы, волнистой рябью ниспадавшие на оголенные плечи. Открытое облегающее платье без бретелек, пошитое из блестящей материи под цвет золота волос, позволяло окружающим любоваться гладкой кожей, еще не утратившей красивого летнего загара. Чрезмерная обнаженность не портила благоприятного впечатления – женщина держалась раскованно, с непринужденной грациозностью. У Миранды что-то опустилось внутри. Кажется, в ней проснулась ревность. Но какое она имеет право ревновать? Вполне вероятно, что это его любовница. Или одна из любовниц.
Значит, мне – в этом простеньком платье, с недокрашенным лицом и спутанными волосами – предлагают подойти к ним и попытаться вновь завоевать его внимание, с досадой подумала Миранда. Уэйн подтолкнул ее ладонью; она была такая же влажная, как и его лицо. Фу! И Миранда решила, что лучше стоять рядом с богиней, чем терпеть нытье Уэйна.
Коул ни на минуту не упускал Миранду из виду с тех пор, как они расстались у входа, и теперь видел, что она направляется к нему, но продолжал как
Китти вся была на виду: открытая и бесхитростная. Не то что Миранда – клубок противоречий и загадок. Она шла к ним поступью балерины. Смелый огонь в ее глазах мог бы смутить и боксера-профессионала. Приподнятые заколкой волосы мягко падают на лицо, наверное, так же, как поутру после длинной ночи любви. Глядя на ее слегка покачивающиеся бедра, обтянутые черным шелком, он страстно захотел узнать, как она все-таки выглядит после такой ночи. Но голос Миранды, меняющий окраску, словно хамелеон, заставил его задуматься, нужно ли ему это. Потому что сейчас он услышал тот же интимный тон, которым она разговаривала по телефону, сидя у себя в спальне. Этот тон непривычно резал ухо, а слова были еще более удивительны.
– А я думаю, куда ты сбежал. Прости, что оставила тебя с Леной. Я – трусиха. – Миранда улыбнулась Коулу. Сплошное притворство. Для Китти старается. Коул почувствовал раздражение, но, подыгрывая ей, представил женщин друг другу.
Коул не объяснил, почему Миранда претендует на место подле него, поэтому Китти окинула ее вопросительным взглядом. Завязалась светская беседа. Китти, проявив больше такта и проницательности, чем ожидала Миранда, не стала клясться, будто скучает по ее репортажам. Вместо этого она начала обсуждать с Мирандой соглашение о свободной торговле. Эта женщина, видно, ежедневно прочитывает газеты от корки до корки.
Миранда была поражена. Ее реакция весьма позабавила Коула, который знал причину заинтересованности Китти новостями внутренней и внешней политики. Чтобы поймать мужа. Красота и ум – именно в такой последовательности – импонировали как раз тем мужчинам, за которыми охотилась Китти, – начинающим политикам, будущим президентам компаний, молодым хирургам. По-своему честолюбивая, Китти не хотела выходить замуж за человека с состоявшейся карьерой. Она предпочитала делать карьеру мужа собственными руками.
В этом-то и заключалась вся ирония сватовства Виктории. Она видела в Коуле прежде всего симпатичного представителя старого техасского рода из Хилл-Кантри, второго сына в семье респектабельных богатых родителей. Так оно и было на самом деле. Виктория (да, наверно, и Китти тоже) полагала, что он перерастет свое пристрастие к музыке и вернется на прибыльную скотоводческую ферму отца, возвратится к бездонному семейному денежному мешку, заняв отведенное ему место в фамильной иерархии, сразу же за своим на редкость необразованным братцем.
Ни та ни другая не понимали, что нынешнее занятие Коула– дело всей его жизни. Но даже в этом, по их мнению, он не проявлял достаточно честолюбия. А он играл и пел, потому что любил играть и петь; ему это было необходимо как воздух. Тратил дни, недели на то, чтобы отшлифовать песню, сделать ее такой, какой она должна быть, – берущей за душу. Если публика реагировала подобающим образом, замечательно. Если нет, он не переделывал песню. Один мерзкий агентишко заметил, что он с голоду помрет ради стремления быть «артистом в высшей степени». Коул воспринял это заявление как комплимент, хотя тот, естественно, имел в виду обратное.