Беспощадная толерантность (сборник)
Шрифт:
– Что же взять? Пожалуй… кисель возьму, вот этот пакет. И печенье… какое? Ну, давайте вот это, – ткнул пальцем.
– Вы уверены? Вы это уже пробовали? – недоверчиво спросила девушка.
– Ну… надо же попробовать. И пластиковую сумку непрозрачную. Непрозрачные есть?
До гаража он добрался без приключений и без нежелательных встреч. Внутри было тихо. Константин торопливо поднял ворота. Девочка лежала на том же самом месте, где он ее оставил. Услышав шум, она пошевелилась и застонала. Парень наклонился. Ледяная, совсем ледяная!
– Господи, да ты замерзла! Бедная малышка! Давай я
Он неловко вскрыл упаковку, и печенье с крошками высыпалось прямо девочке на колени. Приоткрыв глаза, она взяла одну штучку короткими синими пальчиками и положила в отверстие под клювом. «Клюв у них – не рот, – подумал Константин. – Какие… странные. Ее нельзя здесь оставлять».
– Послушай, послушай меня. Сейчас я уйду, а вечером – вернусь за тобой. Ты потерпи, ладно? Я вернусь вечером.
Сомнения не оставляли его. Что делать с девочкой? Чем все это кончится? Впервые в жизни Константин стоял перед таким сложным выбором.
А какой выбор был у него раньше? Родился – женился – развелся. Ходит на работу, рисует линии. Считает. Рисует. Считает. В его жизни не было и нет места никакому экстремизму. Никакой тюрьме. Сколько ему светит за убийство синего? Как за человека, да еще пришьют разжигание розни и организованную преступность. О чем он думал? О том, что синим здесь не место? Конечно, конечно, да! Или… или дело не в синих?
С кем же посоветоваться?
Наверное, этот человек, – старый, больной, честно сказать, вообще неадекватный, – был плохим советчиком, но другого у Константина не было. Поднявшись на первый этаж, он решительно нажал кнопку звонка.
– От тебя пахнет венерианцем, – сказала Линда Степановна вместо приветствия.
– Вы так хорошо знаете, как пахнут синие?
– На всю жизнь запомнила, когда у них в госпитале лежала. Ведь это они меня чинили. Проходи. – Развернувшись, она поехала в комнату. – Кстати, придурок, синими их не называй. Это неправильно.
– Почему?
– Они только в нашей атмосфере синие, а на Венере – бело-радужные. Красивые. В брачный период у них вырастают крылышки, жемчужные, и они летают. Невысоко, правда. Танцуют. Не понимаю, – она вздохнула, – что им здесь делать? Они никогда не смогут здесь жить нормально.
– Это я ничего не понимаю, – ответил Константин. – Вы же воевали! Они вас изувечили. И вы так спокойно рассказываете, какие они красивые? И госпиталь. Как вы попали к ним в госпиталь?
– Для тебя это слишком сложно, придурок, – она разозлилась. – Не все венерианцы были против нас. И не все земляне – за. Как ты думаешь, за что вообще мы воевали?
– Ну… за свободу. Против угнетения и тирании.
– За свободу! За… – она выругалась. – Включай иногда мозги, если они у тебя есть. За полезные ископаемые мы воевали. Там, где я взорвалась, теперь шахты. И вокруг. И на соседнем плато. И везде. Придурок, – покачала головой. – Зачем вообще ты пришел? Чего хотел?
– Это… ммм, – Константин замялся, – считайте, что опрос. Как вы относитесь к убийствам венерианцев?
– Никак, – холодно
– …Шапку обязательно. Это моя, большая, тебе не будет тесно. Куртку вот так подвяжем, как будто пальто. Я еще варежки принес, это мамины. Когда-то мы с родителями жили вместе, а потом они переехали в Подмосковье. У нас там большой дом, – Константин замолчал, натягивая непослушные варежки на щупальца. – Нет, тебе туда нельзя. Мои родители не любят… не поймут они, короче. Но ты не волнуйся, – он посмотрел в испуганные круглые глаза. – Все будет хорошо. Я отведу тебя домой, а завтра – в полицию. Тебя отправят на Венеру. Там у вас, конечно, не очень хорошо, но ты опять станешь белой. И радужной. Вот так. А потом, – он вздохнул, – у тебя вырастут крылышки. Когда будем идти, прикрывай лицо варежкой. Уже стемнело, сойдешь за человеческого ребенка. – «За очень неуклюжего, странного ребенка. Ничего, мы подворотнями, закоулочками». – Пошли.
Людей, действительно, было мало. Завидев прохожего, Константин прикрывал девочку собой и начинал суетиться: якобы поправлял на ней пальто, шарфик. Никто не обращал на них внимания. Так они дошли до дома. «Получилось! – молча торжествовал Константин. – Получилось!»
– Эй, Костян, погоди, – услышал он, уже доставая ключи у двери подъезда.
Это был Демыч. Неторопливо, вразвалочку он подошел поближе, с интересом посмотрел на девочку, послушно прикрывшую лицо варежкой.
– Нарушаем инструкцию, похоже. Жеря уже донарушался, взяли его утром. И с кем это мы гуляем? – Он бесцеремонно отвел замаскированное щупальце в сторону. – О, нашлась пропажа! А мы ищем: где, где синее отродье. Тебе-то она зачем? – Он перевел взгляд на Константина.
– Я… ээ…
– Не ожидал, что ты извращенец! – глумливо хохотнул Демыч. – И что ты с ней будешь делать? Поделись опытом. Я могу придумать только щупальца отрезать.
– Прекрати! – неожиданно для себя выпалил Константин. – Ты ее пугаешь.
– Я? – Он покачал головой. – Это ты ее пугаешь, а не я. В деда Мазая хочешь сыграть? Напрасно. Она, – опять наклонился к девочке, – знает, что ты убил ее отца.
– Я не убивал, – прошептал парень дрожащими губами.
– Убивал. Она знает. У них нюх – лучше, чем у собак. Точно таким же ножом, – тускло блеснуло лезвие. – А теперь решил ее спасти? Искупить, так сказать, грех?
– Я не убивал! – с отчаянием повторил Константин.
– Врешь! Убивал! Он убил твоего отца, слышишь! Чего ревешь, каракатица? А сейчас и тебя убьет!
– Оставь ее! – Константин попытался оттолкнуть Демыча, поскользнулся, и они оба упали в грязь. Демыч вскочил первым.
– Тогда я сам! – От венерианки его отделял всего один шаг. Он замахнулся.
В этот момент девочка присела и резко выпрямилась, как пружина. Константину показалось, что она что-то бросила в Демыча: тот коротко вскрикнул и, уронив нож, обеими руками схватился за лицо. Пошатнувшись, потерял равновесие и плашмя грохнулся на асфальт рядом с Константином. В слабом свете фонаря казалось, что у него из лица торчит что-то темное и бесформенное.