Беспощадные намерения

Райт Сюзанна

Боль пронизывала каждое её слово. Грудь Райана сдавило, пока он смотрел, как Макенна стоит там со сверкающими от гнева и боли глазами. Неосознанно, он подался вперёд. Но Макенна попятилась.

— Нет.

Райан схватил Макенну за затылок и прижал к себе, обнимая. У него плохо получалась успокаивать, но он просто не мог ничего не сделать. Её боль пронзила, выворачивая нутро. Он принялся гладить Макенну по волосам. Всё это время, он думал, что она скрывает прошлое, и ни на минуту не задумался, что она скрывает, потому что слишком больно признать, что она не знает правды.

— Я могу найти их, Макенна. Расскажи всё,

что знаешь о стае, и я найду их.

— Я не хочу их находить.

Она снова его удивила. Будь он на её месте, хотел бы знать правду — всю правду.

— Ты заслуживаешь знать свою историю. Заслуживаешь узнать, почему вас с матерью изгнали.

Отступив, Макенна пожала плечами.

— Если бы она хотела, чтобы я знала, рассказала бы.

— Она никогда не упоминала стаю?

— Однажды. — Это случилось, когда маму выгнали с работы. — Она сказала, что мы такого не заслуживаем, и надеется, что эти ублюдки за это заплатят.

— Что насчёт отца?

Грудь Макенны пронзила боль.

— Я один раз спросила о нём и мама начала плакать. Я больше не спрашивала. — Фиона Рей была сильной женщиной, которая едва ли умела плакать. Макенна впала в ступор при виде слёз матери, а потом пришло чувство собственной тупости. — Мне не интересно, что случилось. Кем я была раньше не важно. — Брехня.

— Я думаю тебе это важно.

— О, правда?

— Существует много других способов помогать в приюте. Но что ты делаешь? Ты находишь дома для одиночек, отслеживаешь их семьи и воссоединяешь. На каком-то уровне ты желаешь узнать правду о своём прошлом. — Макенна судорожно вздохнула, смотря на него так, будто он её ударил. — Я не пытаюсь сделать тебе больно. Никогда такого не подразумевал.

Вспоминая слова Тарин, Макенна кивнула.

— Знаю. И ценю то, что ты хочешь помочь. Но прошу не ворошить прошлое. Хорошо?

— Ты заслуживаешь знать правду, Кенна. И они должны заплатить.

От мрачного и опасного тона, Макенна замерла. В его глазах читалась жажда мести — нехарактерное проявление эмоций заставило тяжело сглотнуть.

— И они заплатят. Карма стерва. — Она поцеловала его. — Просто забудь.

Он ничего не сказал, просто обнял Макенну, которая ни на минуту не поверила, что он отступит. Райан решительный, ведомый желанием охранять и защищать. Он не передумает, если решил найти людей, которые, по его мнению, ей навредили. Чёрт.

На следующее утро Макенна опаздывала, когда убегала из квартиры в приют. Но застыла, заметив, что на её машину оперлась женщина средних лет. Стиснутые зубы придавали ей вид чёрта из ада. Макенна выгнула бровь.

— Какие-то проблемы?

— Моя проблема в том, что мой сын связался с одиночкой.

Макенна моргнула, гадая, о чём говорила женщина. Затем заметила маленькие голубые глаза, которые уже где-то видела прежде.

— Вы должно быть мать Реми. — Развращённая, чокнутая стерва, которая приставала к собственному сыну.

Волчица хотела напасть и вырвать ухо стервы, а затем выплюнуть его ей в лицо. Креативно, но Макенна понимала, что нападение на эту женщину повлечёт за собой тяжёлые последствия. Макенна одиночка без поддержки и защиты стаи. О, она не сомневалась, что Райан сделает всё возможное, чтобы защитить её, отчего у него и остальных волков Феникса будут проблемы. Стая Реми крупнее, и у него много союзников. Большая вероятность того, что если дело дойдёт до битвы,

волки Феникса проиграют… и всё потому, что она просто не могла быть немного умнее. Кроме того, чтобы вывести мать Реми из себя нет необходимости в физической расправе.

— Да. Я Диана Дикон. — Будто это делало её особенной. — Я знаю, он спал с тобой. И не отрицай этого. Селена рассказала мне, что он флиртовал.

И очевидно для Дианы это означало, что Реми, скорее всего, трахал Макенну. Ох, кто-то параноил. Подозревая, что она не поверит никаким отрицаниям, Макенна просто сказала:

— Правда?

— Бесспорно, ты думаешь, что сможешь убедить его взять себя в пару и стать Альфа-самкой. — Диана поджала губы. — Только через мой труп.

Последнее прекрасно Макенне подходило.

— Я думала, он сгущает краски. Реми предупреждал, что вы чрезмерно ревнивы и немного неуравновешенны. Но я говорила себе: «Да ладно. Определённо нет. Какая мать может почти до кровосмешения быть привязанной к сыну? Такая, скорее всего, больная сука».

Оскалившись, Диана произнесла:

— Реми мой сын…

— Но не ваша пара. Или ваш любовник. Так?

Диана прищурилась.

— Ты больше не прикоснёшься к нему.

— Да? И почему?

— Не испытывай меня, одиночка.

— Реми хочет, чтобы я присоединилась к стае, поэтому очень вероятно, я недолго буду одиночкой.

— Он не хочет тебя или твоих друзей в нашу стаю, — издевалась Диана. — Ему нужен приют и земля, на которой он стоит — больше ничего. Он пользуется тобой, пытается тебя обработать, чтобы победить. И получит то, что хочет. Ты для него ничего не значишь.

— Если вы в этом так уверены, почему сейчас здесь и говорите держаться от него подальше?

— Ты одиночка, этого уже достаточно.

Но было что-то ещё. Макенна подозревала, что в каждой женщине, появляющейся на горизонте сына, Диана видела угрозу. Мать больше не уверена в своём месте в жизни сына. Может, из-за власти и авторитета, которые теперь у него были. Может, потому что теперь, когда он уже взрослый она не могла его контролировать, как раньше. А может, сомневалась в возможности сексуальной привлекательности для него. Ну, если парня интересовали маленькие мальчики, то тело матери его точно не заинтересовало бы. Должно быть, она почувствовала его равнодушие, и волновалась, что это означало. Опять же, Макенне было почти его жаль. Но то, что его обижали, не давало права переносить эту обиду на других. Он мог бы стать защитником других от такого вреда. Но пошёл по другому пути, лишая детей невинности, несмотря на то, что знал, как это ранит.

Решив, что лучше выпроводить эту ненормальную до того, как поддастся искушению воплотить в жизнь насильственные фантазии, крутящиеся в голове, Макенна заставила себя улыбнуться.

— Ну, было приятно с вами поболтать. Не хочу вас задерживать, поэтому… — Она щёлкнула пальцами.

— Думаешь, можешь меня сбросить со счётов? Считаешь меня слабой?

— Я думаю, что вы чокнутая и злобная, так запудрили мозги своему сыну, что он стал таким же больными и развращённым, как и вы.

Диана покраснела. В выражении её лица не было стыда или угрызений совести, только гнев. Она не отрицала своих поступков или защищала себя, что очень смущало. Могла ли она на самом деле не понимать, что делает что-то плохое? Если так, то она настолько же безэмоциональная, насколько и извращённая