Беспредел (сборник)
Шрифт:
Наверное, надо было хватать жопу в руки и уебывать со всех ног, пока еще цел, но все, на что меня хватило, вылилось в тупое заикающееся блеяние:
– За-за-ч-чем?
По рукам Крис от локтя к пальцам стекала кровь. Капли, срываясь вниз, разбивались о засранный линолеум, терялись, почти исчезали. Крис мазнула ладонью по животу, в нелепой попытке стереть кровь, но стало только хуже. Она вымученно хохотнула.
– Затем, что я так еще не делала. Ну, с глазами. Это бодрит, ты должен попробовать.
Пора, блядь. Пора звать соседей, звонить ментам, вязать мою спятившую музу. Но я смотрел в красно-черные дыры
Труп Гвоздя я определил в ванную. Попыхтеть пришлось изрядно – то ли я совсем ослаб от ширева и травы, то ли этот тощий гондон весил куда больше, чем казалось. На дне старой чугунной ванны с отколотой эмалью, в засохших потеках грязи и вонючей жижи, покойник выглядел одновременно жалко и устрашающе. В раскрытой утробе, в пустых глазницах сквозило что-то беззащитное, но если бы этот мертвяк поднялся и пошел на меня… бля, да я бы собственное сердце высрал!
Крис отрезала ему губы, язык и соски, вспорола брюхо и, по локоть засунув руку под ребра, вынула сердце. Без фанатизма, как пресытившаяся кошка, играющая с дохлой мышью. Странно, я не блеванул, даже не отвернулся. Смотрел до конца, а когда Крис отползла, томно прикрывая веки и мелко подрагивая, просто подхватил Гвоздя под мышки и…
Когда я вернулся, она вовсю колдовала с порошком. Изящное плечико обвивал уродливый браслет медицинского жгута. В почерневшей ложке пузырился героин. На столе лежал мой персональный баян. Никто, кроме меня, им не ширялся, но я понимал: пришло время и ему лишиться девственности.
Я кивнул на шприц.
– А не боишься, что у меня СПИД?
Тупой вопрос! Тупой! И я тупой! Как будто залитая кровью богиня способна испытывать страх!
– Наплевать, – коротко ответила Крис.
Она привычно отыскала вену и пустила по ней такую лошадиную дозу, что я невольно испугался, что скоро здесь станет одним трупом больше. Со сладостным стоном Крис упала на диван. Я поспешно последовал за ней: жгут, ложка, порошок, игла, вена, кровь – поехали-и-и-и-и! И это оказался лучший приход в моей жизни.
Все было, как обычно, да только не совсем. То ли близость Крис, то ли Гвоздь не соврал, но меня размазало ровным слоем по всей Вселенной. По каждому ее камушку, по каждой твари. Да хуй там! По каждому атому! Я бы не взялся описать это словами. Разве что написать полотно. Большое. Огромное. Длиной во всю мою комнату. В десять тысяч таких комнат.
Обои в цветочек, выгоревшие, затертые, уползали за горизонт, многократно копируя собственные пятна грязи. Охуенный холст, подумал я, на ватных ногах подбираясь ближе. В руках обнаружился чемоданчик с красками – одна из немногих вещей, что я еще не снес барыгам. Тюбики прыгали в руках, как скользкие пиявки, я глупо хихикал, пытаясь их удержать. Дохуя чего засохло – зеленый, красный, синий цвета пали самой отвратительной смертью из мира красок. Зато черный был в поряде и брызнул на стену, словно гигантский негр, кончающий на лицо блондинистой евробляди. Еще удалось выдоить немного фиолетового, и с этими мрачными депрессивными тонами я принялся за работу.
Остатки
– А ты ведь правда талантлив, Мишка.
Воздух резонировал от ее голоса, наполнялся терпким мускусом, сладкой черной патокой. Я хватал его, наносил на обои штрихами и линиями, запоздало осознавая восторг ребенка, размазывающего по стене собственное говно. Пространство гнулось, словно лист жести, с характерным «буаугау» звуком. Это я гнул его в ебаную дугу!
– Из всего курса ты один чего-то стоил. Мог добиться чего-то реального.
Шепот ее обжег мочку уха, твердые груди уткнулись в спину. Я не заметил, когда она подошла, и обернулся.
– Блядь!!! – заорал я.
Сердце не высралось, но ухнуло куда-то вниз, в бездонную темень. Должно быть, в пятки. За плечом Кристины, неловко придерживая выпадающие кишки, топтался Гвоздь. Во вспоротом брюхе, в кольцах свитого змеей кишечника, лежали, бездумно пялясь на меня, вырезанные глаза. Гвоздь водил по сторонам слепой мордой, и в голове моей звучало знакомое с детства: «Поднимите мне ве-е-еки-и-и!» Парализованный, я едва ли почувствовал, как Крис обняла меня, поцеловала в ямку над ключицей.
– Мне пора уходить, Мишка. Нарисуй нам дверь.
– Нам? – сипло выдохнул я.
– Я заберу это с собой. – Она кивнула на покойника, и пружинки волос запрыгали вверх-вниз. – Я же девочка, не могу оставить после себя бардак.
– Крис, пожалуйста… – От понимания, что я могу ее потерять, едва обретя, пересохло в горле. – Останься.
– Не могу. Нельзя. Отпуск закончился. Если не переедешь, в следующий раз погощу у тебя подольше. Тебя было непросто отыскать.
– Когда?
– Не знаю. – Она помотала головой и, кажется, впервые улыбнулась. – Если повезет, то через год. Или через три. Я правда не знаю.
– Крис, останься, – промямлил я, чувствуя, что вот-вот расплачусь, как избитая сутенером шлюха. – Не уходи. Пусть Гвоздь тоже остается, если надо, только не уходи, хорошо?! Тебе кровь нужна? Я достану, Крис! Я тебе таких уродов буду каждый день водить! Хочешь?! Только не уходи!
Она сбросила мои руки с плеч, рассмеялась хрустально-рассыпчато.
– Что?! Что ты несешь, какая кровь?!
– Ну… – Я вдруг почувствовал себя до безобразия глупо. – Я знаю… Гвоздь сказал… что ты… ну, это…
– Умерла?
Так легко и естественно сорвалось это слово с ее губ, что я понял – в ее понимании в смерти нет ничего противоестественного. Умирать – это нормально. Все умирают.
– Крис… – прошептал я, опускаясь на колени. – Крис…
Нечленораздельно мыча, переминался с ноги на ногу мертвый Гвоздь. Ему тоже не терпелось покинуть место своей смерти.
– Возьми меня с собой… – тихо взмолился я.
Кристина опустилась на корточки. Пальцы ее зарылись мне в волосы, гладили, утешали, а я не мог найти силы поднять глаза, встретиться с ней взглядом. Смотрел, как дурак, на ее разведенные колени. Подсохшая кровь на бедрах растрескалась, пошла сеточкой.