Беспредел (Современные криминальные истории)
Шрифт:
Поэтому оставалась мать. Отношения с матерью иногда достигали степени белого каления — температуры, когда плавится металл. В матери Юльку раздражало все — и то, как та красится, и то, что не понимает «хипповую» музыку, не ценит «металлистов» и теннисную секс-бомбу Аню Курникову, не может отличить киви-ликер от огуречного рассола и так далее, по жизни же мамашка старается шагать в обнимку с разными деревенскими хитростями… Их Андреаполь вообще больше похож на деревню, чем на город.
На огороде у мамашки, например, очень часто паслись соседские
Заделать же дыры было невозможно — не женское это занятие, да и на одну заделанную дыру завтра появятся четыре. Тогда Юлькина мамаша пошла на военную хитрость — раскидала среди морковных грядок, особенно любимых соседскими курами, несколько яиц, а утром, на глазах у нехорошо изумившейся соседки, собрала их да на летней кухоньке демонстративно изжарила яичницу.
Больше соседские куры ее не беспокоили — сидели там, где им надлежало сидеть. И несли яйца.
А Юльке эта деревенская мамашкина хитрость — как кусок глины в чае вместо сахара, она лишь брезгливо поморщилась да выругалась. Подружкам сказала:
— Как была мамашка козлом женского рода, так козлом женского рода и осталась.
Однажды за завтраком она сказала матери с недоброй улыбкой:
— Когда-нибудь мы с тобой сойдемся на узкой дорожке. Одной из нас придется лечь в землю.
— Господи, пронеси! — Старшая Кортун перекрестилась.
— Вот тебе и «Господи, пронеси!», — передразнила ее Юлька.
Ненависть Юльки к матери росла, будто на дрожжах, не по дням, а по часам.
Иногда Юлька исчезала из дому, скрывалась у кого-нибудь из подружек, со злорадством думая: пусть мать помучается, погадает, где она находится, попереживает. И мать, видя, что дочь к ночи не вернулась домой, действительно переживала, плакала горько.
В начале июня Юлька ушла на дискотеку, надела свои любимые золотые цацки, накрасилась, натянула на плечи шелковую кофту и ушла. Домой Юлька не вернулась.
На танцах она познакомилась с представительным, понравившимся ей парнем Сережей Дуровым. Она видела его и раньше — у своей подружки Оли Петровой, но тогда ни познакомиться, ни сойтись с ним не удалось, — а сейчас он оказался на танцах. Один. Без «напарницы». Юлька незамедлительно подкатилась к нему, пригласила на белый танец, а чуть позже, в танце же, сказала Дурову, что хочет быть его девушкой.
Дуров не возражал: Юлька ему понравилась. В прошлый раз, у Ольки Петровой, она какой-то несерьезной свиристелкой, недозрелой писклей выглядела, а сейчас ничего — вполне взрослая, вполне сформировавшаяся женщина.
— Ладно, — сказал он ободряюще.
Юлька от радости вспыхнула, покраснела, словно маков цвет. Вот почему в тот вечер она не вернулась домой. Не вернулась
Они с Сережей крепко выпили и завалились спать. На следующий день сделали то же самое. И через день.
Счастливое молодое время. Никаких забот, никаких дум, никаких обязательств, никаких этических норм. Сегодня с Сережкой Дуровым, завтра, если он надоест, — перейдет к Витьке Клопову, от Витьки — к немцу Петеру Вагриуцу и так далее. Одна только заноза в сердце, словно кусок железа, мать. Очень уж надоела мамашка!
Через неделю совместной жизни с Дуровым Юлька сказала ему — дело было ночью — после жарких объятий:
— Серега, ты должен выполнить социальный заказ…
— Чего-чего?
— Социальный заказ, говорю, должен выполнить. Никогда не слышал о таком? Мой личный заказ. И тогда мы оба будем богаты.
— Быть богатым — это хорошо, — Дуров засмеялся. — Что я должен для этого сделать?
— Убить мою мать.
Дуров разом оборвал смех, внимательно посмотрел на свою юную подружку, потом, потянувшись к ночнику, включил его, посмотрел еще более внимательно.
— А ты, часом, не того? — Он повертел пальцем у виска. — А?
— Вот она где у меня сидит, моя мамашка, вот где! — Юлька яростно попилила себя пальцем по горлу. — Вот где! Вот где! Вот где! Наелась я ее досыта, хватит!
От звонкого истеричного голоса Юльки Дурову сделалось не по себе, и он поспешил выключить свет.
— Ладно, — сказал он, — будет день — будет и пища. Выдастся подходящий момент — заказ выполним.
А Юльку уже трясло от злости, она лежала в постели, вытянувшись в струну, обнаженная, и крепко стиснутыми кулаками взбивала простынь:
— Не хочу, чтобы она жила! Не хочу, не хочу, не хочу!
Отступив, надо заметить, что Юлька обращалась с этой просьбой не только к Дурову. Свидетель Бекалиев Олег Куатович сообщил, что еще зимой к нему приходила Юлия Кортун, просила убрать свою родительницу. Пообещала хорошо заплатить. Бекалиев отказался.
Свидетель Миткалев Михаил Сергеевич заявил: Юлия Кортун приезжала к нему с просьбой убрать мать. Миткалев даже не стал говорить на эту тему.
В конце июня, в один из жарких вечеров, Людмила Кортун встретила у колодца старика Фомина, тот поинтересовался:
— Ну как твоя Юлька? Небось уже красавицей стала?
— Юлия по нескольку месяцев не живет дома. И сейчас ее нет.
— Да ты что? — удивился старик. — Вроде бы рано ей замуж-то.
— Не замужем она. Ушла и не живет.
— Где же она?
— Не знаю. Хотя недавно получила от нее письмо с угрозами. Грозится убить меня.
— Господи! За что?
— Дом ей мой нужен. И все, что я нажила.
— Свят, свят, свят! — Старик истово перекрестился.
Четвертого июля, в три часа ночи, Юлька разбудила пьяного Дурова: