Беспредел
Шрифт:
— В... кандалы гада! — задохнулся Крячко.
— Охолони... — хмуро произнес Орлов. — Мы ничего никогда не докажем. Все это только предположения.
— Обоснованные, — вставил Гуров. — А вы, товарищ генерал, и мне сто очков вперед дадите...
— Должность такая. Лева... А и докажем? Ведь это — по-ли-ти-ка? А если так — братский русский народ поцелуется на определенном высоком уровне с братским азребайджанским...
— Азербайджанским, — уточнил Крячко.
— А мне нравится как Михаил Сергеевич произносил, — уперся Орлов. — И что? Ну, и то-то.
— Дерьмовый расклад, — сказал Гуров. — Я уже давал себе слово не задерживать никого крупнее карманника.
— А если серьезно? — спросил Орлов.
— Ты генерал, тебе и решать.
— А если обратиться к Шубину? Генерал-полковник, первый зам... — предложил Котов.
— Петр Николаевич, разрешите? — генерал по-ученически поднял руку. — Идти наверх, искать приключений, значит губить заложников и все равно за все отвечать. Тут ничего не сделаешь, так карта легла.
— Если это заготовка ФСБ и они знают, где прячутся бандиты и заложники, нам петля. Своих людей они не пошлют, а мы получим только трупы, — сказал Гуров. — Но Паша Кулагин человек...
— Имеет двоих людей, — влез Станислав. — Ты его не трожь. С нами они справятся, но кровью умоются. А своего генерала им изничтожить, что ромашку в поле сорвать.
Орлов закрыл папку, похлопал ладонью.
— Григорий, ты чем занимаешься?
— Разрешите на почту заглянуть. Телеграмму отправлял, может, и безграмотный колхозник, но рядом кто-то находился. Клянусь. И еще, — Котов достал из кармана монету, зажал в кулаке, протянул Орлову две руки. — Отгадайте, в каком кулаке монета? Предупреждаю, монета в этой руке, — он выдвинул правую руку. — Так в какой руке монета?
Орлов, усмехаясь детской игре, ударил по правой.
— Верно, — согласился Котов и показал, что правая рука пустая, а монета в левой руке. — Так называемая психологическая двухходовка. Они телеграмму дали из Бибирева. Вот они там и живут. Посчитали просто: нас ищут, почту мгновенно засекут и подумают, не придурки же преступники заходить на почту своего района? И станут искать где угодно, только не в Бибиреве.
— А что? В этом что-то есть! — усмехнулся Орлов.
— Не что-то, а пирожок с мясом, который вы мне проиграли! — Котов рассмеялся. — А та почта моя. Водителем старшему сыщику Котову назначается Валентин Нестеренко. Разрешите выполнять?
— Идите, — Орлов махнул рукой и вновь начал массировать бугристую голову. — Нам, ребятки, не так важно преступников захватить, как не допустить провокации, стрельбы и трупов. Все повесят на нас. Не просто увольнение, позор, вся жизнь на помойку. Если авторитеты — а я уверен, что исполнителями будут только они, спецслужба-то — вдохновители, должна остаться в белом — знают, где находится группа, мы обязаны опередить их и встать между двумя силами. Надо понимать, потери с нашей стороны неизбежны. Решается судьба каждого из нас, и не в том смысле, останется он жив или умрет. Около тридцати лет назад каждый понимал: рано или поздно,
— Если авторитеты не знают места нахождения группы, мы имеем серьезные шансы, — заметил Гуров.
Орлов долго молчал, неумело улыбнулся и спросил:
— Лева, даже ты не знал, что я умею говорить красиво?
— Знал, — отрубил Гуров. — Ты не догадываешься, как много я о тебе знаю.
Николай решил, что посол должен звонить не из Бибирева, а с другого конца Москвы. Они неважно ориентировались в городе и не знали, какие в метро случаются пробки, добирались до Бабушкина черт знает сколько времени.
Посла сопровождали Рощин и Заров — мастера рукопашного боя, Шамиль и Лёха Большой остались с семьей. Рощин пистолет не взял, приказал Юрию Зарову надеть необъятный пиджак Лёхи и очки с простыми стеклами.
— Нас могут разыскивать по приметам, надо прикрыть твою костлявую сутулую фигуру. Рафик, — обратился он к послу, — ты должен понять, мы боремся за свою жизнь и жизнь твоей семьи, будь мужчиной. Если мы в метро потеряем друг друга, встречаемся на площади Революции у фигуры дискоболки. Если захочешь обратиться к милиционеру, значит, такова твоя судьба. Поехали.
Наконец они выбрались на улицу, пошатались между телефонами-автоматами, Абасов вошел в кабину, Рощин закурил, ожидая.
Телефонистка ответила таким ленивым и сонным голосом, словно в посольстве был полный порядок, все дремали над газетами.
— Здравствуйте, говорит Рафик Абасов, — сказал посол.
— Да, слушаю, — телефонистка растерялась.
— Я хочу говорить с послом.
— Он уехал, вы же должны были позвонить в десять.
— Был на приеме у Ельцина, — не сдержался Рафик. Он понимал, что случившееся могут оценивать по-разному. Но жирный ленивый голос телефонистки вывел из себя.
— Где вы находитесь? — подключился мужской голос.
— Один идиотский вопрос ты задал, у тебя осталась минута. Вы говорили с Баку? Правительство собирается платить за нас деньги?
— Вопрос прорабатывается.
— Если мы встретимся, я набью тебе морду, — Рафик положил трубку. Рощин показал ему большой палец и направился к метро. Заров двинулся следом.
Орлов тоже положил трубку, покосился на Гурова.
— Будем ставить на Бибирево. Сыщиков — к выходам из метро. Если кого заметят, не трогать, меня больше других интересует Рус. Он мозг дела, мне следует с ним переговорить.
Засады у метро ничего не дали. Человек” похожий на посла, замечен не был.
Рядом со зданием почты, из которой была отправлена телеграмма, стояло три палатки, торгующие сникерсами и пылесосами. Котов в парусиновом костюме москвича пенсионного возраста прошелся вдоль палаток, выбрал цветочницу, купил одну гвоздику, подарил продавщице средних лет с лицом человека, с которым жизнь обошлась неласково: женщина явно пила, причем с утра и, надо полагать, до беспамятства.