Беспредел
Шрифт:
— Дурака не валять.
Ливень кончился, вышли под моросящий дождь, Рощин толкнул дверь первого же кафе, отвел Зотова в угол, усадил, сделал заказ, спросил:
— Ну что, погоны жмут или трусы узкие? Выпей рюмку, простудишься.
— Пистолет отдай, — пробормотал Зотов. — На мне форма, я на помощь сейчас позову, а тебе — конец.
— Позови. Я тебе дырку и сделаю, — Рощин показал под скатертью пистолет Зотова. — Так что лучше молчи. Живешь один?
— Один. Ты... это, не играйся с оружием. Там патрон в патроннике.
— Еще лучше, — Рощин чувствовал, что случайную встречу можно
— Рядом, — Зотов чувствовал себя то ли во сне, то ли под гипнозом.
— Идем, — Рощин сунул пистолет в карман, помог полковнику подняться.
Квартира Зотова оказалась нешикарная, половина мебели стояла нераспакованная, в ящиках.
— Приезжаешь, уезжаешь? — спросил Рощин.
— Приезжаю.
— Золотой ты мой! Значит, тебя и в доме не знают, — обрадовался Рощин. — Давай по сто грамм и начинай свою одиссею.
Здесь ошеломленный Зотов вспомнил о газовом пистолете — лежал в коробке, на подоконнике, — хотел подарить приятелю на день рождения. Только вот как добраться... Чертов сержант дока, если просечет — финиш мгновенно и безболезненно.
— Черт с тобой... — произнес Зотов. — Убить хочешь? Отомстить за прошлое? Афганистан? Афган как бы? Мне еще тогда твои глаза не понравились... Злые. — Зотов встал и медленно направился к подоконнику. — Ладно, берег дочери на свадьбу, а теперь угощу тебя. Французский коньяк, да не какой-нибудь там “Наполеон”, тут, знаешь ли, приезжал Президент Франции, договаривались о контактах... — Не сводил глаз с завороженно слушающего Рощина; тот, как всякий простой человек, млел и таял от рассказов о “высших”, это видно было. — Ну, я предложил, чтобы ихняя жандармерия и наша, так сказать, милиция законтачили... — уже открывал коробку, срывая клейкую ленту.
— А чего она такая маленькая? — изумленно спросил Рощин.
— Так коньяк еще от Людовика Первого! — натужно улыбнулся Зотов. — Ценность-то какая! — Выстрелил в лицо Рощину, того словно сильным ударом свалило на пол. Рухнул, закатил глаза, дышал прерывисто, со свистом. “Еще сдохнет, не дай Бог... — подумал было полковник милиции, но тут же рассмеялся: — Чушь. Взял грабителя с поличным. Молодец! А даже если и откроется, что давняя связь, по Афгану еще? И что? А ничего”.
Связь... Он вдруг понял, что в руки приплыла весьма крупная щука. Это выродок — даже если он и мастер-одиночка (не говоря уже о том, что вполне может быть и в стае) — не просто агент, а находка самой высшей пробы. Завербовать, а потом внедрять — по надобности. Класс!
Связал намертво, вызвал опергруппу, на следующий день пришел к поверженному сержанту в “одиночку”. Разговор был короткий и действенный. Уже через полчаса Рощин дал подписку о сотрудничестве и легко сдал свою “боевую” группу, бандитов второй руки. Министр выслушал доклад, сказал задумчиво: “Их всех надо бы... А?” — “А как же, товарищ министр!” — радостно отозвался Зотов. Через неделю, во время работ по разборке флигеля на территории старой тюрьмы на двоих подельников Рощина рухнула вполне случайно двутавровая балка...
Но сержанту об
Зотов встретился с генералом Костылевым на конспиративной квартире ФСБ. О том, что это именно конспиративная, а не явочная квартира, было ясно многоопытному зотовскому глазу хотя бы потому, что комнаты имели не вполне жилой вид, а на стене висела плохая картина, изображавшая рыбную ловлю. Фужеры и рюмки в серванте давно покрылись вековой пылью (сам Костылев их не мыл, а на прислугу у ФСБ давно уже денег не было). “На явочной хозяйка давно бы все вымыла и вычистила, — подумал Зотов. — Ну, да ведь моменты нынче, а не времена...”
— Нашел человека? — сухо спросил Костылев.
— Да. Мой агент. Псевдоним — Солдатов. Боец, убийца, умен, находчив. Я ему, естественно, ничего не сказал.
— Ты, естественно, ничего и не знаешь, — без улыбки отозвался Костылев. — Как сообщил обо мне?
— Мол, есть человек, нуждается. Остальное — дело ваше. Я могу идти?
— Ступай и забудь. Я, конечно, благодарен и не забуду.
— Очень тронут, — ухмыльнулся, не сдержавшись, Зотов. — Я только обязан предупредить, предостеречь: агент полагает вас особью преступного мира. Задание, которое дали агенту мы — помочь нуждающемуся человеку. Ясно: мы несем ответственность только в рамках задания. Так что будьте крайне осторожны. На этом и распрощались.
Костылев нашел Рощина на согласованном месте точно и в срок. Всмотрелся: и правда — глаза — два шила, злющие. Но в лице точечки, россыпью, некоего интеллекта. Не дурак, хитер, силен. Решил держать себя как преступный авторитет — на “вора в законе”, подумал, не вытянуть, обхождения не хватит.
— Здесь говорить не станем. В “Савое” бывал?
— Бывали-с... — Рощин тонко улыбнулся. — Любите хорошую кухню?
— Идем, — Костылев рассыпаться не стал, не положено. Они ведь не друзья.
В зале Рощин заинтересованно обвел взглядом золоченую лепку, зеркала на потолке и вздохнул:
— Правильно “Комсомольская правда” писала когда-то... Жизнь прошла мимо.
— Она вернулась, считай, что так. На мгновение. А если сладимся... И навсегда.
Приступили к закуске. Костылев жадничать не стал и из авансированной азерами суммы заказал икры разной, рыбки красной и белой, “Смирновской”.
— Мне мучительно больно за бесцельно прожитые годы, — произнес сквозь кашу во рту Рощин. — Премного благодарны.
Ирония не понравилась, но поезд тронулся, отступать было поздно.
— Дело стоит тридцать тысяч баксов, — сказал Костылев ровным голосом. — Задержишь на срок указанных лиц, а еще лучше, отправишь на луну — получишь все сполна. От меня лично. С благодарностью. Попытка выкрутиться безжалостно пресекается. Никаких вбок-назад. Любой инициативе — стоп. Все понял?
— Вы так говорите... — протянул Рощин. — Здесь? — огляделся. — За этим столом?
Костылев поймал изучающий глаз. “А он не прост, совсем не прост, этот агент ментовский... Надо держать ухо востро”.